На душе вдруг стало так гадостно, что он машинально полез за новой сигаретой.
— О, по наши души, — проворчала Карина, раздавив окурок о подошву.
Максимов оглянулся. Служащий конторы с привычно скорбным выражением на лице цвета стеариновой свечки застыл у приоткрытой двери служебного входа.
Предстояло последнее: получить то, что осталось от Дымова. У немцев все происходило быстро, аккуратно и стерильно. Даже дым в воздухе не ощущался.
— Ты как, галчонок? — спросил Максимов.
— Нормально.
Карина встала со скамейки. Одернула черную в мелкий горошек юбку. Забросила на плечо рюкзачок. Кожаную куртку протянула Максимову.
Служащий провел их в свой кабинет, по обстановке ничем не отличающийся от среднестатистического офиса.
Вообще, Максимов ловил себя на мысли, что обстановка вокруг меньше всего напоминает похоронную контору. Никаких бомжеватых мужиков с лопатами и теток в ватниках. О взятках даже стыдно подумать. Все строго по прейскуранту. И по расписанию. За стеной уже мерно вздыхал орган: бывших гренадеров повели прощаться с боевым товарищем.
Служащий молча демонстрировал скорбное сочувствие ровно минуту, потом перешел к делам.
Он раскрыл папку в черном переплете. Обратился почему-то к Максимову.
— У нас возникла небольшая проблема. Фроляйн Дымова в таком состоянии… Еще раз примите мои соболезнования. Но порядок прежде всего, вы согласны?
Немец не относился к «ости» — бывшим гражданам ГДР, по-русски не знал ни слова, но он работал в отрытом городе Гамбурге, где к любому иностранцу можно смело обращаться на интернациональном английском. Слова он произносил старательно, интонация хромала, но понять было можно.
При слове «проблема» Карина нахохлилась.
— Уточните, пожалуйста, — попросил Максимов. Служащий развернул к нему папку.
— Фроляйн Дымова, очевидно, забыла заполнить параграф о порядке захоронения. Прошу вас ознакомиться с нашими предложениями. Тридцать процентов оплаты вносятся сразу, остальные — в рассрочку.
Бланк, предупредительно распечатанный на английском, представлял собой прейскурант на услуги. Максимов бегло пробежал его глазами и передал Карине.
— Чего он хочет? — шепотом спросила она.
— Ты должна выбрать, где и как захоронить урну с прахом. В земле или в стенке. И на какой срок.
— А иначе нельзя?
— В каком смысле? — удивился Максимов. Пока они совещались, в кабинет вошел еще один сотрудник в форменном черном сюртуке. В руках он держал стальной цилиндр. По знаку хозяина он со всей торжественностью поставил цилиндр на стол и степенно удалился.
Карина, не отрывая взгляда от цилиндра, передала папку Максимову.
— Максим, переведи этому бундосу, что папа принадлежал к одной восточной секте и завещал распылить его прах по ветру.
Максимов не стал мучить себя сомнениями, на Дымова это вполне похоже, и дословно перевел.
Немец наморщил стеариновый лоб и недоуменно захлопал глазами. Пришлось повторить.
— Это невозможно, — мучаясь с английским, начал немец. — Совершенно невозможно. Согласно закону, захоронения производятся в строго установленном месте. Мы, конечно же, с уважением относимся к любым верованиям… Но таков порядок. К моему великому сожалению, ничего поделать не могу.
Карина обошлась без перевода. Наморщила нос.
— Полный отстой, — вполголоса диагностировала она.
— Спорить будем? — для проформы поинтересовался у нее Максимов.
— А толку? Ему все по барабану.
Ее взгляд блуждал по треугольнику: папка — цилиндр — рюкзак, что держала на коленях.
— Посмотри на меня, Карина.
Она подняла голову. Впервые за весь день он увидел в ее глазах безысходную тоску.
— В чем дело, галчонок? — тихо спросил он. Карина потянулась вперед, зашептала ему в ухо:
— Максим, у меня денег не хватит. Могу, конечно, позвонить домой, но…
— Нашла из чего проблему делать!
Максим взял папку. Мелькнула мысль, что со стороны все выглядит жутко глупо, будто заказ в ресторане делает, а не хоронит человека. Подчеркнул строчку «десять лет сохранения в колумбарии». Передвинул папку немцу.
Тот водрузил на нос очки. Посмотрел в папку и удовлетворенно кивнул.
— Естественно, мы гарантируем полную сохранность на весь срок. За вами сохраняется преимущественное право продления… Рекомендую ознакомиться с параграфом «три», в нем все указано подробно. — Он сдвинулся вместе с креслом к компьютеру и стал быстро щелкать на клавиатуре. — Как предпочитаете платить? Мы принимаем чеки и карточки.
Карина встала.
— Максим, я больше не могу. Подожду во дворике.
— Конечно.
«Заниматься бухгалтерией ритуального бизнеса — это перебор. И так досталось девчонке».
Карина взяла с собой цилиндр. Немец не возразил — вопрос с оплатой уже был решен. Только проводил Карину пристальным взглядом.
* * *
«Опель», сыто урча мотором, катил вдоль набережной.
Карина сжимала в руках рюкзачок. Улыбалась, как ребенок, укравший яблоко. Ее затаившийся и в то же время виноватый вид не давал покоя Максимову.
«Если это запоздавшая реакция на стресс, то довольно странная. Хотя сколько людей, столько и сдвигов по фазе. Я вот, например, глупо улыбаюсь перед дракой. А Кульба после боя час расчесывал усы. Каждый сходит с ума по-своему».
— Интересно, почему Эльба? Вовсе она не белая. — Карина отвернулась к окну и смотрела на мутные воды реки.
— Так сколько лет прошло! Считают, что Эльбой ее назвали римляне. Но, думаю, они переиначили местное название. [34] Давным-давно по реке проходила граница расселения славян. А у них белый цвет символизировал не просто чистоту, как сейчас говорят — экологическую. Белая, как белая Царевна Лебедь. Незамутненно чистая, почти божественная чистота. А такое возможно только на границах обитаемой вселенной.
— Как Беловодье? — догадалась Карина.
— Да, больше мечта, чем географическое понятие. Если точно, место, которое можно увидеть лишь духовным зрением, а не глазами. Граница между видимым миром и миром духа.
— Останови, — попросила Карина.
Подхватив рюкзак, выскочила из машины. По ступенькам сбежала к воде.
Из машины ее не было видно, пришлось выйти. Максимов машинально смазал взглядом улицу Явного «хвоста» не наблюдалось.