— Давай посмотрим, у кого больше прав, — сказал, улыбнувшись, Максимов.
Пес в сомнении перебрал лапами. Перед ним стоял самый опасный из зверей. Но вдобавок у него в руках было то, что грохочет и плюется огнем.
— Ты прав, пес. — Максимов положил на землю автомат. — Что теперь?
Больше всего псу хотелось броситься и впиться в горло посмевшего посягнуть на его добычу. Но он чувствовал, что звериного в этом человеке во сто крат больше, чем в нем, ошалевшем от голода и злобы псе. И отступил.
А человек извалял куртку в застывшей сукровице, потом бросил в нее оставшуюся баранью требуху, перехватил узлом и наклонился за автоматом. И тут пес зарычал и бросился на него.
Пес не понял, как вместо человеческой спины под ним вдруг оказалась пустота. Он тяжело шлепнулся на землю, уткнувшись мордой в пахнущую кровью куртку. Боли он не почувствовал, просто холодно, мертвенно холодно вдруг стало под левой лопаткой…
Максимов положил мертвого пса в двух метрах от палки, воткнутой Миланом. Как и думал, снаряд оказался обычной миной. Парень напутал. Сегодня артиллерия по деревне не работала. Отступающие за холм хорваты с десяток раз вяло и неприцельно шарахнули по деревне из минометов.
Осторожно разгреб землю, нащупал оперение мины.
— Порядок! Только не дергайся, Макс, — сказал он сам себе. — А то можно и в самом деле взлететь на воздух.
Привязал к палке гранату, осторожно выпрямил усики на чеке и продел в кольцо конец лески. Высыпал из куртки кровавое месиво, стараясь забрызгать побольше земли вокруг мины. Куртку отбросил туда, где лежал пес. Вытер пальцы о штаны, аккуратно подхватил леску и стал отходить к краю огорода.
Лески хватило на двадцать метров. Максимов залег на холодной от ночной сырости земле почти на самом краю оврага.
«Дело было вечером, делать было нечего. Пошел дурак проверять посты. Мимо собачка бежала. Собачка, тварь неразумная, мину разбудила. Взлетела на воздух. И дурак вместе с ней. Вот и вся сказка. Кого нам жалко? А жалко нам автомат, — вздохнул Максимов. — Но без него не поверят. Придется тебе. Макс, пилить с одним ножом да пистолетом. А и хрен с ним, прорвемся. Быстро, число!»
— Семь, — ответил он сам себе вслух, назвав первое пришедшее в голову. — Пусть будет семь!
На счете семь он дернул леску. Через три секунды ухнул взрыв. И сразу же в трех концах деревни в темноту веером пошли трассеры. У дома, где заночевал отряд, загомонили на разные голоса. Потом и оттуда началась пальба. Лупили вокруг себя, еще не сообразив, что произошло. С холмов, где засели хорваты, гулко ударил ДШК.
— Разведка боем, мать вашу за ногу! — засмеялся Максимов, скатываясь в овраг.
Олаф — Норду
Завербован для участия в силовых акциях на территории Москвы и области. Отход залегендировал. Маршрут движения: Сплит — Пескара — Турин — Франкфурт — Москва. Прошу сообщить вариант связи для Москвы.
* * *
Норд — Олафу
Основной вариант — «Эльза», запасной — «Волна».
* * *
Норд — Крыму
Возьмите на контроль прохождение Олафом участка Турин — Франкфурт — Москва. Обеспечьте оперативное прикрытие пребывания Олафа в Москве.
За принадлежность к элите нации, за право и способность управлять другими приходится платить собственными детьми. Никто, даже сильные мира сего, не властны над Природой. Род, давший величайшего мыслителя, поэта или полководца, со временем превращается в сборище неврастеников и дегенератов. Лишь скатившись вниз по социальной лестнице, по необходимости смешавшись с «кухаркиными» детьми, Элита способна сохранить себя, но, увы, уже в другом качестве. И уже никакое Дворянское собрание, Аглицкий клуб или ресторан Союза писателей не сделают из балбеса, носящего фамилию великого предка, творца Истории, способного, сжигая себя, вести за собой Других.
Поэтому тайные, а значит — закрытые элитарные общества обречены на медленное вымирание. Выживают и действуют лишь те немногие, кто овладел «алхимией крови». Архивы ЗАГСов и церковные книги, родословные и исторические изыскания — буквально отовсюду черпается «кровь». В обществе идет скрытая охота, порой перерастающая в незримую войну, за тех, в ком течет хоть малая толика крови, способной породить достойных Посвящения. Об этой войне мало кто знает, и меньше всего те, кто стал объектом охоты.
Их ведут с малых лет. Незримое, но всевидящее око контролирует каждый их шаг. Жизнь ни о чем не подозревающего кандидата становится цепью испытаний. Как ни странно, но случайных встреч в жизни кандидата на Посвящение практически не бывает. Любой вошедший в его жизнь может оказаться Учителем, Контролером или Палачом Ордена. Последний появляется, если кандидат не выдержал испытаний. Нет, его приход не означает конец жизни в буквальном смысле этого слова: просто несостоявшемуся неофиту навсегда перекрывается доступ в высшие сферы, где Посвященные творят Историю. С этой минуты он обречен жить среди тех, кто заведомо ниже его. А среда либо делает инородца себе подобным, либо безжалостно уничтожает. Рано или поздно он сам наложит на себя руки, если, конечно, его бренную жизнь не прервет раньше срока удар пивной бутылкой по голове в воняющей мочой подворотне.
Но мало найти достойное пополнение. Как уберечь от неизбежной деградации, не дать превратиться в рафинированных эстетов и высоколобых умников, не способных на поступок? Орден Полярного Орла выжил и действует именно благодаря тому, что он один из немногих владеет «магией действия».
«Знание обязывает к действию, лишь действие порождает истинное знание», — гласит один из законов Ордена. Посвящение в Орден открывает человеку кладезь знаний, недоступный простым смертным. Но в обмен Орден требует от него действий и поступков, выходящих за рамки привычных человеческих возможностей. Его воины живут там, где жить невозможно. Сражаются там, где невозможно победить. Знают то, во что отказывается верить человеческий разум. Очевидно, что найдется слишком мало людей, способных выдержать подобное испытание, но этих немногих воинов, выращенных Орденом, достаточно, чтобы выиграть самую тяжелую битву.
Действовать и побеждать. Отступать, чтобы напасть. Ждать, готовя удар. Жить сквозь смерть. Вот то малое, что может, и единственное, что желает делать истинный воин. Он не солдат — раб приказа и командира. Он сражается, потому что не мыслит себе иной жизни. Он не знает и не хочет иного пути, кроме Пути Воина.
Путь — понятие слишком расплывчатое и плохо переводимое на язык родных осин. Захваченным этой идеей, пришедшей к нам с Востока, следует задуматься, что, встав на Путь Воина, рано или поздно окажешься на тропе войны. Войны всех против всех, войны с самим собой как единственным источником собственных слабостей и недостатков, вечной войны за знания, потому что только они даруют победу. И обратного пути уже не будет. На этом Пути вы не найдете следов, ведущих вспять. Дорога вперед вымощена костями тех, кто пал до вас. Придет срок, и кто-то пройдет дальше, мимоходом взглянув на ваш труп у обочины…