— Вот так — сразу?
— А что тянуть? Дело есть дело.
Настя достала из сумочки сигареты, закурив, внимательно посмотрела на Белова, задержала взгляд на пальцах, сцепленных на колене.
— Характер мужчины — его пальцы. У вас хорошие — сильные и нервные. Как у папы. В таких мужчинах есть азарт. У меня был контакт с одним бывшим конторским. Хотела с этим делом пойти к нему. Но потом передумала. Вспомнила, он пожал на прощание руку, а пальцы были такие… Все еще сильные, но уже неживые. Понимаете? Физическая сила осталась, гвоздь в стенку забьет. А чего-то, — азарта, жизни в них уже не было. Недавно узнала, свалил за границу. Был человек да весь вышел, — вздохнула Настя.
— А как узнала?
— Соседи. Это же круче любой контрразведки! А потом через подругу в Шереметьеве проверила. Она в службе пассажирских перевозок работает. Со всем семейством свалил в Грецию.
— Что погрустнела? Свалил человек, радоваться надо. — Белов в душе сам обрадовался, лишней конкуренции в этом деле не хотел. Столетову обещал прикрыть Настю, а какие гарантии, если под ногами будет крутиться опер, осоловевший от пенсионного безделья.
— Не люблю, когда люди ломаются.
— Ай, не устраивай трагедии. Заработал валюты, раз в жизни решил отдохнуть!
— Кто? Журавлев? Для таких, как он, валюту не печатают. Он и денег-то больших ни разу в жизни не видел. Я у него дома была, благородная нищета… Даже стыдно за наш КГБ, ей-богу! Выперли мужика на пенсию с голым задом. «Герой разведки и отличный семьянин». — Настя спустила ноги с дивана, придвинулась к Белову. — А знаете, я его на острове видела. Там, где Кротова откопала. Сделал вид, что не знакомы. Конспиратор! А после этого, не прошло и недели, свалил в Грецию. Каково? Не стыкуется, как говорит мой папочка.
«А Кирюха Журавлев каким боком в это дело влез? Тихо, не подавай виду!»
— Вот что, Настенька. — Он встал. — Пойдем-ка мы на кухню, сварим кофейку. Разговор у нас, похоже, будет не простой.
— Вы знали Журавлева или мне показалось? — мимоходом спросила Настя, легко встав с дивана.
— Не знал, но слышал. — У Белова рефлекторно сжался живот, как у боксера, чудом среагировавшего на удар. — «Ну, Столетов! Только вернись, я тебе устрою». — Мир спецслужб тесен. Как в деревне, все о всех все знают, даже если не знакомы лично.
Москва, май 1984 года
Захват — дело нервное. С утра, когда решилось — будем брать — все в отделе ходили дерганые. Журавлев кожей ощущал нервные токи, исходящие от перевозбужденных мужиков. Отупевшие от бумажной работы, привыкшие работать исключительно из-под палки, перед каждым захватом они до неузнаваемости менялись. Исчезала ленивая медлительность движений и мутная поволока в глазах. В эти часы отдел напоминал сборище проснувшихся спозаранку охотников, предвкушающих хорошую травлю.
В этот раз травили банду, подставлявшую валютных проституток осоловевшим от ночных прелестей столицы иностранцам. Девочки везли клиентов на квартиры, где их, расслабленных после быстрой любви, брали теплыми. Неизвестно сколько еще потрошили бы охочих до воспетой классиками красоты и сердобольности русских баб, но вышел прокол. Очередной клиент, японский бизнесмен, не ко времени вспомнил о самурайской чести. Прикрывая срам рукой, он стал демонстрировать ввалившимся в любовное гнездышко искусство древнего окинавского боя без оружия. И нарвался на пулю.
Государство, из интересов взаимовыгодных деловых отношений сквозь пальцы смотревшее на мелкие грешки бизнесменов и по мелочи кормившихся вокруг них криминальных людишек, такого хамства, естественно, стерпеть не могло. Где-то на Старой площади топнули ножкой, эхом тренькнул телефон в высоком кабинете на Лубянке, пошел тревожный перезвон с этажа на этаж, пока не докатился до отдела Журавлева. Как приказывали, в недельный срок банду обложили. Осталось только взять.
Из машины, которая вела такси с путаной и ее клиентом от самого «Метрополя», передали: «Принимайте».
— Готов. — Журавлев трясущейся рукой еле попал трубкой на рычаги.
— Мандраж? — поддел всегда спокойный Белов.
— Ага! И ничего сделать не могу. — Журавлев достал сигарету, зная, что все равно прикурить не успеет. — Игорек, берешь на себя таксиста. Эта сука должна знать, где их хаза.
— А девка?
— Вряд ли. В доле, конечно, но ни фига не знает. Ее дело клеить иностранца и везти в квартирку. Прямого выхода на банду у нее нет.
— Не прав ты, Кирюха, — покачал головой Белов.
— Насчет чего?
— Насчет девки. Знает она, где банда сидит.
— С чего взял?
— Голая психология, — пожал плечами Белов, — Уверен, ребятки пользуют ее во все дыхательные и пихательные отверстия. На халяву. По выходным и праздникам. Или просто от скуки. А где они жируются? На хазе. Туда ее и высвистывают. Для них же западло к какой-то шкуре через всю Москву пилить. Разумно?
— Разумно…
— Вот и коли девку. Устрой ей «момент истины».
— Они! — Журавлев вцепился в ручку дверцы. — Давай свет!
Вспыхнули фары, осветив узкий переулок. К такси, прижатому выскочившей из подворотни «Волгой», со всех сторон бросились черные тени.
Таксист уже лежал, прижатый к мокрому асфальту. Подбежавший первым Белов для знакомства резко пнул его в бок.
Отчаянно отбивающуюся и орущую благим матом девицу еще не успели вытащить из машины. Журавлев оттолкнул пытавшегося ухватить ее за руки сотрудника, запустил пальцы в растрепавшуюся гриву и резко дернул. Девица с криком полетала на асфальт.
Журавлев намотал волосы, больно режущие пальцы, на руку и поволок ее к строительному вагончику, наполовину перегородившему проезд. Девица изо всех сил упиралась руками, пытаясь не упасть лицом на скользкий от грязи асфальт. Кто-то сзади пнул ее в отставленный острый зад, и она, врезавшись головой в спущенное колесо вагончика, охнула и затихла.
Журавлев присел над ней, развернув бледное, в потеках поплывшей туши лицо к свету.
— Где Медведь с ребятами, говори! Адрес, сука!!
Девица набрала полные легкие воздуха и заорала так, что, наверное, слышно было на весь Арбат:
— Ре-е-е-жут!!!
Журавлев влепил ей пощечину, ее голова гулко стукнулась о колесо.
— Я тебя сейчас, блядь, удавлю! Говори адрес!
В окнах над ними вспыхнул свет. Такой вариант они учитывали. Чтобы не заставлять проснувшихся граждан демонстрировать лучшие качества советского человека и не теребить по пустякам милицию, на «Волге» включили синюю мигалку. Тут даже дурак догадается — это не бандиты балуют, это геройствуют родные органы.
Журавлев заглянул в расширенные от страха зрачки девицы
— Ну, сука, прощайся с жизнью, — прошипел Журавлев, пристроил ее голову под колесо вагончика и выбил кирпич. Сердце обмерло, когда вагончик дернулся. Слава богу, другие кирпичи, подпиравшие колеса, выдержали. Такой раж начальство никогда бы не оценило, влепили бы срок, как миленькому.