Заскрипел ключ в замке, потом с визгом сдвинулся засов. В этот момент Максимов подпрыгнул и изо всех сил врезал ногой по двери, раздался вскрик, затем — хруст веток. В открывшемся проеме Стаса не было. Из зарослей бузины донесся стон и невнятное бормотание, потом показалась голова Стаса. Максимов молча сгреб его за шиворот, рывком поставил на ноги, дважды врезал кулаком в живот, дождался, пока тот согнется пополам, — вскинул ногу вверх, отправив охнувшего Стаса назад в кусты.
Вошел во двор, сбросил с петель брус, запирающий ворота, распахнул их и подбежал к машине. Подогнал «жигуленок» прямо к крыльцу, на которое уже высыпали Костик и Инга.
— Костя, живо ворота! — крикнул Максимов, распахивая дверцу. — Да шевелись ты, пудель недоделанный!!
Костя побежал к воротам, заплетаясь длинными ногами в траве.
Журавлев вылез из машины сам, но на крыльцо его пришлось почти втащить.
Кротов выронил из рук книгу, когда они вошли в гостиную. Тяжело дышащего Журавлева с двух сторон поддерживали Максимов и Инга.
Кротов вскочил с кресла, цепким взглядом осмотрел Журавлева и тут же поставил диагноз:
— Наезд.
Максимов помог Журавлеву сеть в кресло. Приподнял голову за обрюзгший подбородок, заглянул в глаза. Убрал руку, и голова Журавлева безвольно склонилась набок.
— Инга, за работу, — сказал Максимов, с трудом выпрямляя спину.
— Что с ним? — Она пыталась снять фартук, но пальцы никак не могли справиться с узлом.
— Был диабетический криз. Думал, ласты склеит. А теперь, насколько я понимаю, давление зашкаливает.
— А с тобой что? — Она с тревогой посмотрела ему в лицо. — Кровь?
— Ерунда. — Он машинально провел ладонью по щеке. Перехватив ее взгляд, отдернул руку. Пальцы были перемазаны кровью. — Да шевелись же, сейчас, не дай бог, загнется!
Не успела закрыться дверь за выскочившей на кухню Ингой, как в комнату вошел Костик.
— Ворота закрыл. — Он, почесав нос, скосил глаза на надсадно хрипящего Журавлева. — Там еще Стас почему-то лежит.
— Пусть пока полежит. — Максимов присел на край стола, со стоном расправил плечи. Достал из-за пояса «Зауэр», выщелкнул на ладонь обойму. — Костя, спускаешься в подвал, включаешь нагреватель. К моему приходу в сауне должна быть жара, а в душе — горячая вода. Вопросы? — Он даже не повернул головы. — Вперед!
— М-да! — Кротов усмехнулся, когда через секунду после команды Максимова за Костей захлопнулась дверь. — Что дано, то дано… Крепко досталось?
— Смотря кому. — Он вставил новую обойму. — Гаврилов звонил?
— А как же! Вернулся Стас, позвонил, как он говорит, «на базу». С тех пор Гаврилов и названивает. Я подумал, что вы с Журавлевым бросились в бега.
В гостиную вошла Инга с пригоршней ампул в одной руке и пластиковым пакетом с одноразовыми шприцами в другой.
— Максим, в чувство я его приведу здесь, а потом придется помочь перенести наверх, — сказала она.
— Работай. — Максимов с трудом встал на ноги. — Я сейчас вернусь.
* * *
В лицо сразу же ударил промозглый ветер. Он блаженно закрыл глаза. Горячая муть, заливавшая голову, отступила. Распахнул куртку, позволив холодным щупальцам ветра забраться под рубашку. Постоял неподвижно, с наслаждением ощущая, как вымерзает боль, рвавшая тело.
Открывая калитку, мельком заглянул в кусты бузины. Стаса там уже не было.
За домом напротив Максимов наблюдал давно. Дачка была так себе, не чета нынешним дворцам, строилась в те времена, когда сам факт владения загородной развалюхой навевал нездоровые мысли парткомам и прокурорам. По внешним признакам принадлежала она состарившемуся чиновнику средней руки, очевидно, вдовцу, напрочь разругавшемуся с детьми. Сам на даче не появлялся, может быть, уже здоровье не позволяло. За домом присматривал кряжистый мужик, вечно копавшийся на узеньких грядках.
По внешним признакам все было идеально. Но дом был «постом наблюдения», а мужик, на вид лет шестьдесят, но еще крепкий, в бессменном морском бушлате — сотрудником Гаврилова. Или еще чьим-нибудь. Из маленького окошка под самой крышей его дома полностью просматривался двор их дачи, сокрытый от всех высоким забором, остальные дома были гораздо ниже, да и прослушивающую аппаратуру было удобней разместить именно здесь. Сколько ни разгуливал Максимов по своей даче с приемником, настроенным да УКВ-диапазон, ни разу не возникло помех. Значит, для контроля разговоров новомодные «жучки» не использовались. Работали добрым дедовским способом: понатыкав микрофоны и отведя проводку куда-нибудь поблизости.
Он перепрыгнул через сетчатый забор, бегом пробежал по дорожке и без стука распахнул дверь на веранду.
Здесь уже все было готово к немудрящему ужину одинокого мужчины. На электроплитке заходился паром чайник, на аккуратно постеленной газетке в строгом порядке были разложены белые полоски сала, половинки соленых огурцов, кружочки копченой колбасы. В центре стола огромная сковородка, до краев наполненная жареной картошкой, еще шипевшей маслом.
Хозяин сидел на табурете, зажав между колен консервную банку, и готовился вогнать в нее нож. Нож был хорош, настоящий финский, с лебединым изгибом клинка, точеными бороздками и мощной рукояткой с ребристой бронзовой нашлепкой на конце. Рука, держащая нож, едва заметно дрогнула и замерла на полпути к банке. Мужик в тельняшке прищурил широко расставленные глаза, ниточка жестких усов поползла вверх, приоткрыв ряд отсвечивающих металлом зубов. Максимов сам прекрасно метал ножи и сразу же оценил качество финки и то, как ловко, почти неуловимым разворотом кисти хозяин перевел нож в положение для броска.
— Срочно связь! — выдохнул Максимов, привалившись спиной к дверному косяку.
Бесконечные мгновения его разглядывали черные, выпуклые, как у моржа, глаза. Максимов представлял, что они видят: куртка перемазана грязью всех цветов, пальцы в бордовых кровяных разводах, лицо белое от боли, в красных полосах ссадин, да еще из-за пояса недвусмысленно торчит рукоять «Зауэра». Но для этого человека он не был чужим — не может быть чужим тот, за кем наблюдаешь больше месяца. Весь вопрос, с каким заданием наблюдаешь.
Как давно понял Максимов, сосед был из военных. Не из тех, кто парится по гарнизонам и близлежащим забегаловкам. Он был из «рейдовиков», это, как несмываемая печать, въедается в тело на всю жизнь. Наверняка, ему не раз доводилось видеть вот таких — словно вырвавшихся с того света, с лихорадочно блестящими глазами, еще не остывших от рейда и требующих срочной связи. Тянуть с выполнением их просьбы приказа было не принято, один черт знает, что может сгоряча начудить человек, побывший в аду. Сейчас Максимов ловил его на этом, как на условном рефлексе, плюс был убежден, что мужик абсолютно не в курсе его полномочий. Момент был острый — пан или пропал, но порой сведения можно добыть только такой кавалерийской атакой.