— Я все больше начинаю уважать старушку, — сказал Корсаков. — Осторожно, здесь, похоже, ремонта не делали как раз с тех пор, как твою бабулю замели.

Глава 4

Перед дверью на втором этаже Корсаков замялся: не было обычной кнопки звонка, а в филенку было вделано что-то вроде звонка от велосипеда. Игорь неуверенно повернул колесико, за дверью тренькнуло, будто и вправду там находился велосипед с круглой коробочкой звонка — у Корсакова в детстве на велосипеде стоял точно такой. В подъезде явно экономили на лампочках: горела лишь одна, на первом этаже, и поэтому, когда дверь распахнулась и в проеме, на фоне освещенной прихожей появился темный силуэт женщины, Игорь невольно замешкался. Анюта оттерла его плечом в сторону.

— Привет, бабуля! Вот и мы.

Женщина отступила в прихожую, и теперь Корсаков смог ее рассмотреть. По рассказам Анюты он представлял себе старуху, похожую на бабу-ягу из кинофильмов, и был приятно удивлен: если бы не седые, даже не седые, а белые волосы и выцветшие от старости глаза, цвета выжженного солнцем неба, бабуле можно было дать лет пятьдесят. У нее было спокойное, с тонкими чертами лицо, прямая осанка.

Анюта чмокнула ее в щеку и обернулась к Игорю:

— Ты чего застыл, как перед иконой? Входи. Это моя бабушка Лада Алексеевна Белозерская. А это Игорь.

Теперь, когда женщины стояли рядом, Корсаков сразу обнаружил в них портретное сходство: глядя на Ладу Алексеевну, можно было сказать, какой будет Анюта через шестьдесят лет. «Если я столько проживу», — подумал Корсаков и шагнул в квартиру.

— Здравствуйте, Лада Алексеевна! Очень приятно познакомиться! — Корсакову почему-то захотелось щелкнуть каблуками на гусарский манер. Чтобы шпоры звякнули, чтобы качнулся султан на кивере. Он ограничился тем, что коротко наклонил голову.

— Здравствуйте, Игорь! — Лада Алексеевна подала руку и, пока Корсаков раздумывал, приложиться к ней или просто пожать, сама энергично пожала ему ладонь. — Рада вас наконец-то увидеть.

— Сердечно тронут вашим вниманием, — зачем-то сказал Корсаков и покраснел.

Непонятно отчего, но ему хотелось выражаться выспренно и витиевато.

Лада Алексеевна чуть улыбнулась, отступила, пропуская его, и закрыла дверь. Игорь прислонил картину к стене, осмотрелся. Паркетный пол был натерт — чувствовался легкий запах мастики. Корсаков сразу вспомнил, что дома в детстве так же натирали паркетные полы. Была даже такая машина со щетками — полотер, но вряд ли Лада Алексеевна пользовалась подобной техникой. Скорее по старинке натирала половицы шерстяной или войлочной тряпкой. Старинный шкаф с позеленевшим зеркалом, резной, как ларец, мрачно возвышался возле стены. Розовый абажур окрашивал прихожую теплыми тонами.

— Вот вам тапочки, одевайте и проходите в комнату, — поскольку Анюта уже впорхнула в комнату справа, Лада Алексеевна повысила голос: — Анна, ты опять в туфлях вошла? Ты же знаешь, что мне уже тяжело мыть полы.

— Бабуля, я сама вымою, — девушка выскочила в коридор, скинула туфли и надела мягкие войлочные тапочки. — Ну, как он тебе? — она подхватила Игоря под руку. — Он бродячий художник.

— Больше похож на странствующего рыцаря, — улыбнулась Лада Алексеевна. — Пойди, поставь чайник, — скомандовала она, — а вы проходите, молодой человек.

Корсаков вошел в комнату и словно перенесся в московскую квартиру начала тридцатых годов прошлого столетия. Впрочем, судить он мог только по кинофильмам. Возле окна на круглом обеденном столе в тяжелой хрустальной вазе стоял огромный букет ромашек. Под вазой была вязаная салфетка. Такая же салфетка украшала пианино возле стены. Над письменным столом в углу висели книжные полки. Настольная лампа с зеленым стеклянным плафоном тоже напомнила Корсакову детство — у отца на столе стояла точно такая же. Стулья с прямыми спинками, цветы на окне — герань, столетник, декабрист. Пасефлора протянула тонкие нити лиан по всему окну. Даже запах в комнате был особый, присущий только таким квартирам со старинной мебелью и годами поддерживаемым старомосковским уютом.

Внимание Корсакова привлекла картина на стене. Под свинцово-серыми тучами бились в гранитные скалы штормовые волны. Над скалами парили птицы, тучи неслись к берегу, а приглядевшись, можно было различить летящую навстречу тучам размытую тень. Словно сорвавшаяся со скал неприкаянная душа рвалась прочь от скалистого берега. Корсаков подошел поближе, надеясь разглядеть подпись художника, но картина была не подписана.

— Это написал один мой знакомый, — тихо сказала за его спиной Лада Алексеевна. — Я знала его подростком, когда он работал рулевым на маленьком сейнере. Впоследствии он стал краеведом и художником, но его имя вам ничего не скажет.

— Очень неплохая работа, — одобрил Корсаков, — самобытно и в то же время очень профессионально. А что это за место?

— Это архипелаг Новая Земля. Берег возле поселка Малые Кармакулы.

— Вы там бывали? — удивился Корсаков.

— Довелось побывать, — еще тише ответила Белозерская, — но обо всем по порядку. Присаживайтесь.

Корсаков устроился на стуле возле стола с вазой, женщина — язык не поворачивался назвать ее старушкой — присела напротив и, чуть склонив голову, посмотрела ему в глаза. Анюта так же склоняла голову, наблюдая, как Игорь работает за мольбертом.

«Жаль, что я не доживу, чтобы посмотреть, станет ли Анюта похожа на нее», — вновь подумал Корсаков.

— Вы проживете очень долго, молодой человек, но этого не увидите, — спокойно сказала Лада Алексеевна.

— П-почему? — сумел выдавить остолбеневший Корсаков.

— Не спешите, — она наклонилась и слегка похлопала его по руке, — всему свое время. Помогите мне собрать на стол.

Корсаков помог ей достать из шкафа чайный сервиз с затейливым рисунком. Тонкие чашки были прозрачны той обманчивой чистотой, которая присуща лишь жемчужинам. Игорь даже не удержался и попытался взглянуть сквозь чашку на свет.

— Саксонский фарфор, — пояснила Лада Алексеевна. — Не правда ли, прекрасно?

— Изумительно, — подтвердил Корсаков.

— Мой дед привез сервиз из Германии в конце девятнадцатого века. Кстати, как и картину, которую я вам подарила, — Лада Алексеевна обернулась к двери и немного повысила голос: — Анна, ты скоро? За это время можно ведро вскипятить.

— Уже иду, бабуля, — отозвалась девушка.

— Я строга с внучкой, — пояснила Лада Алексеевна, — она еще ребенок и притом балованный. К сожалению, мой племянник, ее отец, избаловал девочку. Надеюсь, вами она не пытается управлять?

— Случается, — усмехнулся Корсаков.

— Не позволяйте ни в коем случае! Если впоследствии вы хотите иметь рядом настоящую женщину, не важно: друга, жену или любовницу — никогда не позволяйте Анюте командовать собой.