– По-твоему получается, Филатов нам помешать не сможет? – сбавив шаг, спросил Старостин.
– Я так не говорил, Иван Иванович. Гарантий никто не даст. Я сказал – не успеет. Мы опережаем его на пять шагов. Начнет действовать, сразу же окажется в цейтноте. А это почти стопроцентная гарантия наворотить таких ошибок, на исправление которых у него просто не хватит времени. Он уже зашевелился. Но все его ходы просчитаны.
Старостин остановился, через стол смерил взглядом Александра. Сороколетний, широкоплечий, по-военному подтянутый, в идущей ему черной косовортке "Молодых львов" с нашивками хорунжего, Александр был похож на ротного атамана бритых отморозков из личной гвардии Старостина. Если бы не чуткие пальцы пианиста. Хищное, породистое лицо огрубело от ветра и солнца, но как ни прячь за крутой внешностью ум, обязательно глаза выдадут. Они у Александра были яркими и всасывающими, как у стервятника.
Память у Александра была феноменальной, цепкой и безбрежной. Старостин приблизил его, обратив внимание, что рабочий стол у Александра всегда был действенно чист, только один листок сиротливо лежал на столешнице. Александр весь день делал на нем какие-то абсолютно нечитаемые пометки, а потом безжалостно его сжигал. На пробу Старостин приказа воспроизвести по памяти все и всех, прошедших через кабинет Александра за день. К удивлению, он без запинки воспроизвел каждую минуту бесед, каждую строчку в документах, в мельчайших подробностях и в ньюансах.
Осталось проверить на жестокость. Индивидуальную акцию Александр выполнил, как и ожидалось, не дрогнув ни единым мускулом лица. А групповую…
Тут уже дрогнули все. Шутка про сотню "Молодых львов", по укурке отправившихся ломать Китайскую стену, родилась благодаря ему. Направленный разобраться с сотней, захватившей Благовещенск, Александр быстро и жестко провел следствие. Подшил рапорта, служебные записки и прочую бюрократическую мелочь. А потом перетопил виновных в Амуре. Начиная с командира и заканчивая приблудившимися маркитантками из местных жительниц. Говорят, правильно ли привязаны камни к шеям, проверял лично.
Старостин включил его в "группу ревизии и контроля" Движения, в личную контрразведку. С испытательным сроком в месяц. О чем Александра, само собой, в известность не поставил.
Как вскоре выяснилось, в оперативном и аппаратном ремесле, Александр не уступал Кочубею, заслуженному ветерану подковерных боев. «Моцарт,твою мать! – морща нос, констатировал Кочубей. – Малолетний самородок. Но как, шельмец, работает!"
Докладывал Александр, как всегда, лишь изредка подглядывая в крохотный блокнот, где единственная страничка была покрыта иероглифами, известными только ему одному.
– Договаривай.
– И все же, он может ударить первым, Иван Иванович.
Старостин потоптался на месте, задумчиво крутя сигарету в пальцах. Сделал шаг вперед и на ходу бросил:
– Зачем?
Алескандр пожал плечами.
– Ответ вне логики. Голая психология. Психология обреченного. Так плохой игрок, когда до него доходит, что партия неизбежно склоняется не в его пользу, старается сделать "сильный ход".
– Напасть первым для него сильный ход?
– Расчитывает получить тактическое преимущество, которое можно развить в стратегический успех.
– Это возможно.
– Только в случае ареста вас лично. Причем сегодня же ночью.
Старостин остановился. С иронией посмотрел на Александра.
– Для этого ему придется уломать Первого.
Александр заглянул в блокнот.
– С двух часов дня, сразу же как он получил данные следственной бригады, Филатов вызвал в Горки-9 всех своих кофиденциантов.
– Кого-кого?
– Всю свою кодлу, – поправился Александр.
– Так и говори! Нечего для врагов приличные эпитеты подбирать.
– Залегендировал сходняк под матч по "ногамячу", – продолжил Александр. – В семнадцать тридцать в бункер в Горках прибыл Татищев. До сих пор находится там.
Старостин грузно развернулся. Встал лицом к Александру.
– Зачем?
– Думаю, Филатов решил получить прокуроскую оценку своим оперативным материалам. Под таким соусом Первый наживку проглотит. Из квартиры Карнаухова изъяли анализ операций через Амстердам. В материалах светятся минимум десять человек. Думаю, по ним Филатов затребует ареста.
– И если Первый мне до утра не позвонит, чтобы, как полагается, согласовать аресты…
Они обменялись понимающими взглядами. Старостин, криво улыбнувшись, тряхнул головой.
– Если Первый решит свое завтрашнее выступление превратить в речь Хрущева на ХХ съезде… Пусть сначала удостовериться, что я уже помер. [18]
Александр вежливо хохотнул. Став серьезным, бросил взгляд в блокнот.
– Охрана увеличена до максимума, Иван Иванович.
– Куда же еще больше! – проворчал Старостин. – Итак на толчок идешь, как под конвоем. Стукача Филатова вычислил?
Александр сверился с записью в блокноте.
– Под подозрением семь человек, Иван Иванович. В отношении шести подозрения весьма серьезны. В отношении них я готов немедленно применить превентивные меры. Но рекомедую подождать. Самолет Артемьева, как договаривались, изменил курс. Сейчас с его борта на узел связи придет телеграмма-"пустышка". Стукачок неудержится от шанса выслужиться. И сразу попадет в ловушку.
– Ага. Выяви мне источники Филатова, только Филатова. О других пока можешь не думать. В этом гадюшнике кого только нет, стучат друг на друга да трепят языками на стороне. Ищи только филатовского стукача! – Старостин крякнул и надсадно закашлялся. – Уф, ну и кислятина! Американские, а дерьмо.
Он вытер заслезившиеся глаза.
– За Артемьевым "хвост" есть?
– Да. Пока ведут через службу управления полетами. На земле, уверен, встретят оперативники Филатова.
– Наручник сразу наденут?
– Не исключаю. Но, думаю, Филатов даст команду арестовать его после встречи, чтобы снять самую свежую информацию. Поиграют Артемьевым в "ногамяч", сдаст все.
– Может, стоит предупредить Артемьева?