– Я слышал, что черный предпочитают творческие натуры? Или опять наврали модные журналы?
– Черный цвет – символизирует власть над низшими энергиями, идущими из земли. Например, нефть, уголь. Желто-золотой цвет – власть небесная, божественная. Помазанника божьего венчали золотой короной во все времена и практически у всех народов. Коричневый цвет получается при смешивании желтого с черным. Носящий коричневые одежды демонстрирует овладение двумя стихиями власти. Иными словами, коричневый цвет – решение задачи квадратуры круга, как ее понимали алхимики, то есть – соединение земного и небесного. Забавно, но по тесту Люшера коричневый цвет ассоциируется с гедоническими устремлениями. Ибо таков цвет, простите, переваренной пищи. Сытый лев, уже не лев, вы согласны?
Салин, подумав, кивнул.
– Если Старостин вырядится в коричневое, считайте, что он перестал быть самим собой. Его цвета – черный и алый. Дым и пожар. – Левитций скользнул взглядом по Салину. – А вот вам, Виктор Николаевич, темно-коричневый к лицу.
– Благодарю за комплимент. Но костюмы мне подбирает жена.
«Вот и предел твоей компетенции, дорогой. Как только доходит до реального д е л а, вся твое любомудрие теряет смысл. Какая же власть без с е р ь е з н ы х денег?»
– Пригласите ко мне Владислава. Да, немедленно. И будьте добры, еще кофе для Константина Арнольдовича. – Салин положил трубку, снял очки, протер стекла кончиком галстука. Не поднимая головы – знал, без очков глаза становятся беззащитными – сказал:
– Константин Арнольдович, первую часть будем считать законченной. Сейчас подойдет Владислав, поделитесь с ним своими тревогами. Не знаю, что там у вас, но верю, зря панике вы бы не поддались, так?
* * *
Вместе с Владиславом в кабинет проникло невидимое холодное облачко. Салин давно обратил на это внимание: стоило войти всегда собранному, внешне бесстрастному и уверенному в себе Владиславу, на сердце становилось тревожно и умиротворенно одновременно. Как в присутствии врача. Возможно, будет больно, но мера боли будет профессионально отмерена, а потом неприменно наступит облегчение.
Владислав умел провести любую операцию с минимумом крови и боли. Он их не хотел, не брезговал и не страшился. Кровь и боль, реальные кровь и боль, были неизбежными составляющими его ремесла. Работая со смертью, он мог превратиться в гробовщика, палача или вертухая. За долгие годы сотрудничества с Салиным, он ни разу не оступился, был и остался х и р у р г о м. И как положено хорошему хирургу, он не вел статистики. Мастерство не определяется количеством, как и во всяком искусстве, в ремесле тайных операций речь идет только о стабильности качества работы.
Владислав молча кивнул Ливитцкому, сел в кресло напротив.
Салин надел очки, кивком дал понять Ливитцкому – можно начинать, время не ждет.
– Откровенно говоря, несколько некорректно поднимать эту проблему в отсутствие Рожухина, но, боюсь, он бы меня не понял.
Ливитцкий запыхал трубкой, переводя взгляд с Салина на Стаса. Оба молчали, умели молчанием вытягивать на разговор.
– Все дело в некоторых, подчеркну, исключительно на мой взгляд, тревожных симптомах. Я последнюю неделю анализировал материалы по отрядам наших, так сказать, "меченосцев". Картина безрадостная, доложу я вам.
Опять никакой реакции. Оба изобразили на лицах заинтересованность, но никакого ажиотажа. Лицо Владислава вообще замерло, как у Сфинкса.
– Я, естественно, не вдавался в подробности, как у вас говорят, оперативной работы. Это епархия Владислава. Меня больше интересуют идеологические аспекты с выходом на некоторые эзотерические архитипы. Дело в том, что с самого начала мы пытались заложить в конструкцию организации "Меч" определенный архетип. Я, как вы помните, достаточно подробно обосновал свою точку зрения по данному вопросу. Сейчас лишь повторю, что организация лишь тогда дееспособна, если ее структура не только оптимальна для решения внешних и внутренних задач, но и коррелируется с определенными устоявшиеся формами коллективного бессознательного.
– Благодарю за вступление, Константин Арнольдович, теперь прошу самую суть проблемы, – первым не выдержал Салин.
Посмотрел на Владислава. Опытный глаз подметил тень тревоги, залегшую у него вокруг губ.
– За основу нами была принята модель рыцарского военно-религиозного ордена. Мы учли и специфику будущей деятельности, и отсутствие на тот момент сколь нибудь дееспособной общественной идеи, и соответствие этики и морали военного ордена структуре личности будущих неофитов. Ведь им предстояло воевать, как бы мы это не называли. И война это без сроков и конкретных целей, без врага, обозначающего себя другой формой одежды и чуждым языком. По сути, это война с невидимым, непроявленным врагом. Нам были нужны носители угасшего под гнетом цивилизации истинного духа Воина, сами не ведавшие, что в их крови есть малая толика святой крови Касты воинов. Только такие потребны для астральной битвы, которую мы на своем уровне воспринимаем как противостояние определенной политической фигуре и силам, его вызвавшим к жизни.
Ливитцкий достал из портфеля и разложил на столе фотографии.
– Вот полюбуйтесь. Большего мне не потребовалось. Я готов поставить диагноз.
Салин перебрал фотографии, передал пачку Владиславу.
– Продолжайте, – сказал он Ливитцкому.
– Перед вами снимки мест стоянок наших отрядов, места и результаты их акций. К сожалению, это все, что мне удалось фактически выпросить у Рожухина. Но мне достаточно. Вы обратили внимание на странные знаки? Иногда они вырезаны на дереве, вот здесь нарисованы на стене. Вот под этим деревом нашли труп какого-то человека. Какая-то акция под деревенькой Выселки… А вот это место, где, по мнению оперативников, находился снайпер, ликвидировавший какого-то бонзу в Новосибирске. Опять, как вы видите, едва заметный знак. Уверен, на него они не обратили внимание. Или не смогли грамотно истолковать.
Салин чуть заметно двинул подбородком. Владислав принял сигнал, посмотрел на него и едва заметно кивнул.
«Фактура сходится. Ливитцкий своим умом доходил до многих истин, известных только узкому кругу профессионалов, я убеждался в этом не раз. Нет и не может быть секретов ремесла, пусть и трижды секретного, для пытливого натренированного ума», – подумал он, переводя взгляд на покрасневшего от волнения Ливитцкого.
Тот был доволен, добился-таки своего. Они оба, на сколько позволяло благоприобретенное хладнокровие, демонстрировали неподдельную заинтересованность.
– Теперь посмотрите на эту книжицу. Вещь довольно редкая. – Он, как фокусник, достал из портфеля книгу в старинном добром переплете. – Трактат Гвидо фон Листа, посвященный эпосу "Старшая Эдда". Очень редкая книга! – Он погладил темно-бордовый переплет. Издание 1908 года. А вот более поздний экземпляр. Ральф Блюм, "Книга Рун", издана в Лондоне в 1984 году. Перелистайте на досуге и вы поймете: наши подопечные вдруг решили использовать руны для секретной связи. Склоняюсь к мысли, они используют руны в полном объеме, как опорный сигнал для самонастройки перед акцией и как мощнейший оракул, позволяющий успешно действовать и принимать решения в условиях полной неопределенности.