К голове в проплешинах среди растрепанных скрученных локонов присосались черные груши, из тонких хвостов которых в темноту уходят разноцветные провода.
Худое тело с длинным костяком и слабо развитыми мышцами ремнями приторочено к длинному лежаку. Кожа восково светится под ярким светом софита.
Низко и тихо гудит мотор, и лежак плавно ползет вперед. Мертво лежащий человек по плечи скрывается в круглом зеве большого диска, выкрашенного в стерильно белый цвет…
…В комнате через стеклянную стену виден круглый диск с наполовину въехавшим в него лежаком.
Человек в белом халате, пробежав пальцами по клавишам, вызывает на монитор цветную картинку. Белые контуры человеческого черепа заполнены цветными разводами, они дрожат, меняя очертания и цвета.
Долгое время слышно только жужжание самописца и тихое урчание приборов.
— Картина примерно ясна, — говорит человек в белом халате, обращаясь к кому-то за спиной. — Нейронные связи в подкорке полностью разрушены. Полное переформатирование.
— Перед нами растение, — заключает тот, что скрывается в полумраке за спиной человека в белом халате.
— Как вам будет угодно, — пожав плечами, произносит белый халат. — Но даже растения реагируют на окружающую среду. А у него электрическая активность мозга без всплесков, ровный, стабильный фон.
— Признаки угасания есть?
— Еще рано говорить о какой-то динамике. По прошлому опыту, в таком состоянии пострадавшие могут находиться сколь угодно долго. При соответствующем уходе, конечно.
— Он в вашем полном распоряжении.
Человек в белом халате поворачивается. У него морщинистое лицо умудренного жизнью и знаниями человека. Глаза под кустистыми бровями смотрят пытливо и пристально.
— Это ликвидация или очередная попытка выйти из игры? — помолчав, спрашивает он.
Собеседник держит паузу.
— К пятому уровню они все созревают не для одного, так для второго. В данном случае — это попытка выйти из игры. «Спрыгнуть с игры», как они выражаются. Девушка, последний боец команды «Сантерос», погибла на месте.
— Где она?
— В четвертом морге. Материалы вскрытия мы получим.
Белый халат потеребил нижнюю губу пальцами.
— Они использовали химию или очередную «глюкалку»? — спрашивает он.
— А что они еще могут придумать?
Белый халат поворачивается к собеседнику спиной.
— Все, что угодно, — глухо роняет он. — В их положении это вполне очевидно.
— Из игры выхода нет, — замечает собеседник. — И вы это знаете отлично. Раз попав в «Ругнарек», назад не выйти. Ни им, ни нам..
Белый халат закрывает монитор…
Неожиданно бездна исторгла его наружу, под слепящий солнечный свет. Алексей ощутил себя лежащим ничком. Разбитым, полузадушенным и измочаленным. Щеку корябал асфальт, угарно пахнущий горелой покрышкой. Горячий. Твердый.
«Слава богу, твердый», — подумалось Алексею.
Он закатил глаза и вновь провалился в бездну.
Запах, мерзкий и тягучий, как пивная отрыжка, плотно забил носоглотку. Пахло хлоркой, мочой, сырыми бычками и старыми бушлатами. Короче, пахло ментовкой.
Алексей, удивленный, потянул носом, слоистый запах слизью промазал по рецепторам, и в мозгу еще четче вспыхнуло: «Ментовка».
Он чихнул, распахнул глаза и обшарил взглядом помещение.
«Так и есть, я — дома», — вяло подумал он.
До родного отделения он не дотянул. Со стены, покрашенной когда-то в дремучий синий цвет, а теперь еще и размалеванной ржавыми разводами, на него смотрели портреты отличников службы. Среди колхозного типа рыл, с трудом придавших себе державный вид, знакомых не было. Но головы их покрывали форменные фуражки, а плечи украшали погоны. Какие ни есть, а все — свои.
Судя по положению стен и потолка, Алексей понял, что лежит на спине, под ней что-то плоское и твердое, но не пол. Попробовал пошевелиться, тело не слушалось.
— Лежите, лежите, — раздался сбоку встревоженный голос.
Алексей машинально отметил, что, если в чужой ментовке к нему обращаются на «вы», личность уже установлена. Скосил глаза и увидел крысиную мордашку сержанта. Показалась знакомой. Пока вспоминал, сержант представился сам.
— Младший сержант Зарыкин. Вы нас просили хохлушку эту напрячь, Нечепорюк. Помните?
— Помню, брат, — вздохнул Алексей. — А дальше что было?
— А дальше вы упали. Мы как раз с Федором за вами следом шли. Глядим, а вы валитесь. Как пьяный.
— Я ж не пил.
— И я видел, что не пили. Потому сразу подбежали, сграбастали и сюда принесли.
Алексей сопоставил факты и сам сделал вывод:
— Второе отделение метрополитена?
— Ну, — радостно кивнул сержант. — Станция «Аэропорт».
— То-то я гляжу, места до жути знакомые. — Алексей с трудом подтянул ноги, на этом силы кончились. — Вот зараза! — слабо прохрипел он.
Решил смазать испарину с лица, уж больно щипала. Касание ладони к виску причинило неожиданно жгучую боль.
— Что за хрень? — Он отдернул руку.
— Асфальтовая болезнь, — подсказал сержант. — Слегка протерлись.
— Ни фига себе — слегка! — Ладонь была в липкой сукровице. — Похоже, я там всю кожу рожи оставил.
— Не, только лбом мальца и щекой. — Сержант выставил в улыбке мелкие зубы. — Бывает и круче.
— Спасибо, брат, на добром слове.
В коридоре забухали шаги. Издерганный голос спросил:
— Ты с кем там базаришь, Зарыкин?
— Со мной! — громко ответил Алексей.
Вошел капитан в расстегнутой почти до пупа рубашке. Фуражкой он обмахивался, как веером. Тяжелым взглядом уставился на Алексея.
— Очухался?
— Дим Димыч, привет! — вялой рукой помахал ему Алексей. — Ты почему по такой погоде не на даче?
Капитан усмехнулся.
— Леха, блин, ты на своих поминках и то шутить будешь.
— И разливать, — подсказал Леша.
Капитан перевел взгляд на сержанта.
— А ты что лопухи развесил? Не ясно было сказано, всю пьянь и срань из метро пендалями гнать!
— Так я…
— Бегом, бля! — взревел капитан.
Сержант по еще не утраченной армейской привычке резво сорвался с места. Загрохотал сапогами по коридору.