— Итак, тварь, — громко проскрипел карлик, — подводим итоги за четыре последних дня. Ты знаешь, в чем провинилась?.. Отвечай, мразь!
— Да, хозяин, — чуть слышно пискнула девочка, и я поразилась, обнаружив, что она умеет разговаривать.
Почему-то подспудно я была уверена в том, что «тридцать, шестая» не более чем одичавший забитый зверек, давно утративший все человеческое. А это, оказывается, вовсе не так. Уже легче.
— Не слышу! — взвизгнул карлик.
— Да, хозяин, — уже громче ответила девочка. Голосок у нее был мелодичным и звонким. В черных прямых волосах играли блики свечей.
— В чем провинилась? — Карлик опять громко щелкнул своим совсем не бутафорским бичом, и я даже вздрогнула. — В чем провинилась?!!
— Ну… Я плохо убиралась в квартире. Медленно…
— Так. Что еще?
— Плохо стирала. Плохо гладила. Плохо… Я не знаю. Я все делаю плохо, хозяин. Простите меня. Пожалуйста, простите меня!
Последнюю фразу «тридцать шестая» прокричала почти на надрыве, и карлик довольно хмыкнул. Скорее всего, весь этот диалог был записан в сценарии, который составлял лично он. Не проявляя при этом особой изобретательности. И особых талантов. Хотя отсутствие оных заметно только со стороны. А спектакль всегда игрался без зрителей. Сегодня первый выход труппы на публику. Надеюсь, что и последний. Как индейца в «Страну вечной охоты», «публика» скоро отправит «хозяина» в «Страну вечного секса». А девочку… Увы, ей, похоже, прямая дорога в психушку…
— Та-а-ак… — проскрипел карлик. — Не благодарная гадина. Кормлю ее, забочусь о ней, — он, словно ища поддержки, бросил на меня взгляд и, продолжая бухтеть на ходу, направился к шифоньеру. — У меня все помыслы только о том, чтоб эта дрянь не знала ни в чем отказу. Только и думаю, чем бы еще таким порадовать иждивенку… — Карлик извлек из шкафа настоящий танкистский шлем и ловко напялил его на свою круглую голову. Я даже хрюкнула, с трудом сдерживая более громкий смешок. — …Неблагодарную. Не-э-эт, не понимает она ничего. Терпеть не может своего благодетеля.
— Я люблю вас, хозяин, — неуверенно про декламировала девочка.
— Не верю!
— Люблю-у-у…
— Ха! — гаркнул карлик и быстренько подбежал к клетке. — Ты ей веришь, Матильда? — спросил он у меня, и я поспешила ответить как можно серьезнее:
— Конечно. Зачем же ей врать?
— Зачем? Она врет постоянно. Она не может без этого. — Карлик снова переместился к шкафу, еще раз щелкнул своим бичом и вцепился в пластиковую бутыль — ту, что была в пакете, который притащила в комнату «тридцать шестая».
Он отвинтил крышечку, жадно хлебнул из горлышка и скривился так, будто в бутыли был, по меньшей мере, неразбавленный спирт. А я попыталась решить, хорошо это или плохо, что «хозяин», кроме того, что со съехавшей крышей, еще и алкаш.
Карлик тем временем отложил в сторону бутылку и достал из шифоньера нечто, напоминающее конскую сбрую. Этакое сооружение из черных ремней с множеством заклепок, крючков и цепочек. Все это весело звенело и имело вид рождественской елочки. Вот только казалось совсем не таким безобидным, как елочка.
«Хозяин» взгромоздился на кровать, чуть не запутавшись в своем длинном халате, и протянул сбрую «тридцать шестой». Девочка испуганно сжалась и взяла эти свернутые в комок ремни так, будто это был клубок змей.
— Та-а-ак… Я вижу, ты не намерена даже просить у меня прощения…
— Хозя-а-аин! Простите меня! — «Тридцать шестая» поспешно встала на четвереньки и ткнулась лицом в ноги своего «благодетеля». — Прости-ы-ыти-ы-ы!
— Ва-а! — довольно квакнул карлик и легонько стукнул девочку по спине ручкой плетки. — Ну будет, будет. Сперва безобразит, издевается, а потом… — Он обернулся к клетке и блеснул белками глаз в свете свечей. Вздохнул устало и пожаловался, совсем как заботливый папочка: — Ишь озорунья! Эх, непутевая! И шо с ее вырастит, с попрыгуньи-то непослушной? И как же ее воспитывать? Поро-о-оть! Тока пороть! Не так шобы очень, но лигу-рярно… Правда, Матильда?
«Хозяин» милостиво предлагал мне принять участие в шоу. Словно в некоем продвинутом авангардистском спектакле, где актеры напрямую общаются с публикой, вовлекая ее в театральное действо. И что я должна отвечать?
— Конечно. — Имело смысл ему подыграть, потому что пытаться убедить дурака в чем-либо, о чем он не хочет и слышать, — пустое занятие. Все равно «тридцать шестой» не избежать сегодня бича. Остается надеяться на то, что издевательство будет не долгим и не слишком жестоким. И на то, что девочка уже давно привыкла к подобному и перенесет все спокойно. Хотя как можно привыкнуть? Как можно переносить такое спокойно? — Конечно, вы правы, хозяин, — повторила я. — Надо пороть, но только не сильно. Не плеткой. Ладошкой по попе. Отшлепать. Как вам такое?
— Ладошкой? — на секунду задумался карлик. — По попе? Не-е-ет! — Эта тема его совершенно не вставила. — Ладошкой не то.
— Тогда хоть не сильно. В честь праздника. В честь того, что сегодня у вас в гостях я.
— В гостях? — удивился «хозяин». — Почему в гостях? Э нет… Никаких гостей! Ты теперича здеся живешь! Пока не издохнешь! Поняла?.. Не слышу!
— Поняла, — поспешила ответить я, и удовлетворенный карлик сразу переключил все внимание на девочку: — Чего расселась? Передивайси!
Следующие минут пять он в позе профоса торчал на кровати, стиснув в кулачке ручку плетки, и с жадностью наблюдал за тем, как «тридцать шестая» стягивала с себя свое меховое бельишко, а раздевшись, безуспешно пыталась разобраться в хитросплетениях сбруи. Переминалась с ноги на ногу, негромко бренчала цепочками и крючками и никак не могла сообразить, как же влезать в эту сатанинскую альпинистскую обвязку. И в свете свечей напоминала мне ожившую восковую фигурку, не удавшуюся скульптору и выброшенную в темный чулан.
Неестественно бледное, словно слоновая кость, худое тельце на груди и на бедрах было покрыто синяками и застаревшими шрамами от ударов бича. Через всю спину протянулась длинная темно-бордовая полоса, и я сделала вывод, что карлик порой не соизмеряет силы и лупит свою «игрушку» так, что у нее лопается кожа. И как только девочка еще не сошла с ума? Или уже сошла? Я просто пока не заметила этого.
И как только она еще жива? И как только жив еще этот мерзавец? Я буду не я, если в ближайшее время не упорядочу этот вопрос.
А «тридцать шестая» все никак не могла разобраться со сбруей. И «хозяин», в конце концов устал ждать. Молча отвел в сторону руку с бичом, крутанул им над головой и со звонким щелчком хлестнул девочку по животу. Она сдавленно вскрикнула, присела на корточки и сжалась в комочек, обхватив руками колени.
— Говоришь, по попе? — проскрипел карлик. — Ладошкой? — И сграбастав «тридцать шестую» за волосы, резко дернул ее на себя. — Ладо-о-ошкой?!!
Девочка опрокинулась на бок и замерла в ногах у «хозяина». А тот еще раз несильно прошелся бичом ей по спине, проорал: «Лежать так!», — и начал развязывать пояс халата. Громко сопя и дрожа от возбуждения. Больше похожий на одного из персонажей гоголевского «Вия», нежели на человека. Как же он был омерзителен в этот момент!