– Притопала она ко мне, – говорила Илюшина, – вперлась сюда, тихая, серая, волосы светлые, глаза голубые. Толяну такие вообще-то не нравились, ему подавай чернявую, грудастую, а тут корова недоеная! Ну, значит, вперлась и засепетила: «Толика позовите!» Я и ответила: «Забудь сюда дорогу». А она загундела: «Как же теперь жить! Я ребеночка родить хочу! Беременная от Толика!»
Зинаида Ефимовна обозлилась. Хорошо сыну, сделал девке живот, а мать с ней разбирайся. Нинку выгнала, так следующая «жена» приперла. Ясное дело, денег хочет. Только пожалей одну, отслюни на пеленки, мигом другие налетят. Илюшина велела убогой убираться вон.
– Что мне делать? – ныла та, цепляясь за косяк.
– Аборт, – равнодушно ответила Зинаида.
– Так у меня больше детей не будет, – всхлипывала мямля.
– Иди, иди, – вытолкала ее за порог Зинаида и захлопнула дверь.
Но не успела она сделать по коридору шаг, как затренькал звонок. Зинаида выругалась и открыла дверь.
– Умоляю, послушайте, – зашептала все та же блондинка, – можно, я у вас поживу?
– Ты того, да? – изумилась Илюшина.
– Хотите, я на колени встану?
– Вали на…
– Я беременна от Толи!
– От него пол-Москвы залетело! Эка новость.
– Ну пожалуйста, – ныла девица, – мне много не надо, только крышу над головой. Стакан кефира! Больше я не съем. Малыш родится, вот будет вам радость!
После этого заявления Зинаида сообразила, что имеет дело с сумасшедшей, и смягчила тон:
– Иди домой.
– Там мама!
– Вот и хорошо!
– Она мне велит за другого замуж идти! А я не хочу! Буду хранить Толе верность! Неужели вам меня не жаль? – стонала девчонка. – Я вам внука рожу!
– Ступай к своей матери, – отрубила Зинаида Ефимовна, – сюда не суйся. Еще раз звякнешь, психушку вызову, тебя в дурку упрячут!
Зинаида с размаху треснула дверью о косяк. Более сумасшедшая не появлялась. Вспомнила о придурковатой гостье Илюшина лишь в тот день, когда к ней заявилась якобы дочь Толи.
– Уж больно они одинаково голову держат, – говорила Зинаида, – вбок, подбородок в сторону, так собаки глядят, снизу вверх! Девку ту, беременную, я еще и потому запомнила, что в тот день, когда она приходила, Толю убили в нашем подъезде, ограбили его. Вот такие дела.
– Вы спросили адрес у девушки, которая недавно у вас была?
– Вот еще! – фыркнула Зинаида Ефимовна. – Больно надо! Мне…
Конец фразы утонул в резком звонке.
– Все! До свидания, – фыркнула хозяйка, – ко мне пришли.
Я молча подошла к двери и распахнула ее, мужчина, стоявший на пороге, робко спросил:
– Зинаида? Я от Сурена.
Ничего не ответив, я побежала по ступенькам вниз. Дело осложняется, Анатолий давно погиб. Уж не знаю, можно ли по пеплу определить отцовство, но даже если подобная методика и существует, где гарантия, что в урну поместили прах именно Илюшина? В крематории жгут многих с промежутком на получасовую панихиду по новому жмурику. Еще успеть надо горячий пепел сгрести. Пока что все пути вели в тупик, я уперлась лбом в стену! Но нет такой преграды, которую невозможно одолеть, а если забор достигает неба, в нем можно выломать доску, сделать подкоп, схватить лом и выбить кирпичи. Главное, никогда не сдаваться и не пасовать перед трудностями, капля камень точит.
Если хочется работать, ляг, поспи, и все пройдет. В нашей семье это правило не действует. Ровно в семь утра, спустившись в столовую, я увидела Зайку, Аркадия и Маню, быстро поглощающих тосты.
– А где полковник? – удивилась я.
– Еще не вставал, – отозвалась из кухни Ирка.
– Опять проспал, – ехидно заметила Ольга, – не первый раз.
– Крепкий сон – свидетель чистой совести, – ухмыльнулся Кеша.
– Или маразма, – захихикала Маша.
Я неодобрительно посмотрела на развеселившихся детей и пошла на второй этаж. Полковник никогда не слышит звона будильника. Пару месяцев назад Маруся купила ему радиоприемник, и теперь по будним дням ровно в шесть тридцать в спальне Александра Михайловича начинают визжать ведущие шоу. Первое время, услыхав вопль:
– Вставай, страна! Начинаем утро с программой «Бодрость», – полковник, как ужаленный, подскакивал на кровати. Но сейчас он, похоже, привык к утренней канонаде.
Я приоткрыла дверь в комнату Дегтярева. Ну точно! Приемник надрывается, будильник корчится в судорогах, а наш борец с преступностью громко храпит, завернувшись в пуховую перину.
– Уже утро! – закричала я.
Никаких эмоций со стороны храпуна не последовало.
– Эй! Проспишь совещание!
Начался храп со свистом.
Я сделала шаг, поскользнулась, грохнулась на пол и больно ушибла правый бок. Руки ощутили скользкие следы на паркете. Похоже, тут побывала Джульетта. Надо же, она способна подниматься по лестнице. Обязательно потребую от Веры прятать улитку на ночь в клетку, да и днем ползунье следует сидеть в укромном месте. Зайка, Аркашка и Дегтярев не любят Веру, считают ее бездельницей и нахалкой и злятся на меня, когда она приезжает в гости. Почему отрицательные эмоции направлены в мой адрес? Глупый вопрос! Нельзя же высказать в лицо постороннему человеку все, что про него думаешь, вот и приходится выплескивать недовольство на родного и близкого.
Если честно, я не очень-то переживаю по этому поводу, в конце концов рано или поздно Вера отправится восвояси. Но вот о Джульетте, которая превращает дом в каток, надо молчать, не то об улитке мне будут напоминать до конца дней.
Стараясь не шуметь, я сбегала в ванную, схватила рулон туалетной бумаги, живо вытерла пол и начала будить полковника. В конце концов мне удалось растолкать его. Александр Михайлович сел и сердито спросил:
– Ну? Доложите обстановку!