Ответом послужила тишина.
– Богдан, вы здесь?
Ни малейшего шороха.
– Господин Ломейко, отзовитесь, – надрывалась я.
Но хозяин не торопился встретить гостью. Преодолевая страх, я пошла по коридору, заглядывая по дороге в разные комнаты.
Первой оказалась кухня. Четырехконфорочная чугунная плита с «крылышками» занимала большую часть пространства. Надо же, оказывается, эти монстры с надписью «Газоаппарат» еще служат людям, когда-то и у нас с бабушкой имелся подобный очаг. Затем ноги привели меня в спальню. Ветхие занавески на окне, узкая железная кровать, покрытая рваным гобеленовым покрывалом, тумбочка и трехстворчатый гардероб – ноу-хау советской мебельной промышленности образца пятидесятых годов прошлого века. Следующей была гостиная, в которой можно было снимать сериал типа «Московская сага». Здоровенный черный кожаный диван с деревянной полочкой, шесть венских стульев, дубовый квадратный стол и совершенно пустой буфет.
Я отступила к входной двери: квартира выглядела нежилой, и пахло в ней тленом. Телефон обнаружился у двери туалета, допотопный черный аппарат стоял на специальной полочке, а под ней валялась тряпочка, я нагнулась и пришла в крайнее изумление. Меньше всего ожидала увидеть в грязной нежилой норе шейный платок от «Гермес» стоимостью в пятьсот баксов. Я подняла находку, сунула ее в карман куртки, сняла трубку и набрала номер Ивана.
– Свиридов слушает.
– У тебя есть определитель номера?
– Обижаешь.
– Глянь, откуда я звоню.
– Э… э… от этого Ломейко.
– Хорошо, спасибо, – ответила я и вышла на лестницу.
Надо порасспрашивать соседей. Кто-то ведь платит за телефон, иначе бы его отключили! Значит, здесь живут.
Из квартиры, расположенной напротив жилища Богдана, высунулась смуглая раскосая женщина, похоже, вьетнамка.
– Чирик-чирик-чирик? – настороженно сказала она.
– Здравствуйте, – сказала я.
– Пливета, – ответила иностранка.
– Где ваш сосед?
– Не знаю.
– Давно его видели?
– Не знаю.
– Вы с Богданом знакомы?
– Не знаю, – тупо твердила вьетнамка, не забывая постоянно улыбаться, – мой не говоли, моя не понимай!
То ли женщина и в самом деле не владела русским языком, то ли она прикидывалась, я так и не поняла. Мои попытки объясниться с ней по-французски тоже потерпели крах, пришлось несолоно хлебавши спускаться ниже.
Через полчаса мне стало ясно: здание населяют выходцы из Азии, одни женщины, все не способные к общению. Испытывая глубочайшее разочарование, я позвонила в квартиру, расположенную у выхода из подъезда.
– Ща вломлю, – заревели из-за створки, и на пороге возник мужик, одетый в чудовищно грязный спортивный костюм.
Я взвизгнула и отшатнулась, в руках мордоворот держал здоровенный тесак.
– Ты кто? – хрипло спросил он и воткнул нож в косяк.
– Даша, – представилась я, – Васильева.
– Не боись, – хмуро заявил хозяин, – не трону! Думал, баба моя, сука, назад приперла! Стерва! Дрянь! Пусть только заявится! Не жить ей! Тебе чего?
– Извините, – залепетала я, – в какую квартиру ни позвоню, никто по-русски не понимает.
– Врут, суки, – скривился мужик, – на базаре расчудесно торгуют, лопочут по-нашенски. Просто прикидываются. Тебе чего? Ищешь кого?
– Да. Богдана Ломейко.
Мужик начал скрести затылок грязной рукой.
– Богдана? – произнес он.
– Да.
– Соседа с верхнего этажа!
– Его самого.
– Тю! Так он когда еще помер!
– Богдан умер?
– Ну!
– Давно?
Дядька снова начал орудовать лапой в волосах.
– И не вспомню… Давно… хотя! Стой! Мы с Нинкой тогда свадьбу играть собирались, она всегда сукой была, подавай ей пир на весь мир! Родственников армия, голытьба из деревни, охота на дармовщинку ханку жрать, итит их мать в сапоги! А меня тогда с автобазы пинком под зад турнули. Михалыч, пидор, настучал про левую ездку!
Я терпеливо ждала, пока мужик доберется до сути, а тот особо не спешил.
– Нинка, б…, ох, извини, с языка слетело, только как ее еще назвать? Б… и есть! И мамаша ее такая же, хорошо, скоро померла, сучара! Подняли визг! Свадьбу им! В кафе! С музыкой! Ну я и пошел к Богдану, он хорошо зарабатывал, на мусорке ездил, всегда заначку имел. Богдашка нежадный, дал мне тугрики без расписки. Отшумели мы свадьбу, я все долг ему отдать не мог. Заходил, правда, часто и извинялся, а Богдашка только руками махал:
«Не бзди, мне не к спеху!»
А потом и говорит:
«Слышь, Вовка, у нас место освободилось, хочешь, пошепчусь, и тебя возьмут? Со мной расплатишься и сам из жопы вылезешь!»
Я чуть его целовать не кинулся! На мусорке ездить! Вот удача!
– Работа водителем мусоровоза считается хорошей службой? – изумилась я.
– Дура ты, – снисходительно усмехнулся Вовка, – без блата туда не пролезть. Только своих берут! Чужому даже зариться неча. Хорошие люди по нескольку лет места ждут, да зря, никто оттуда не уходит.
– Что же такого привлекательного в перевозке бачков? Грязная работа, хлеб доставлять, на мой взгляд, приятней. Или троллейбус водить, – продолжала недоумевать я.
– Все бабы идиотки, – оскалился Вовка, – оклад хороший, и возможности! На свалке знаешь чего делают?
– Нет.