– Я хочу дать вам с собой бутылку вина из моего погреба, – сказал он Мёрчисону. – Может быть, пройдем туда, и вы выберете?
Мёрчисон расплылся в улыбке.
– Великолепная идея! Спасибо, Том.
В погреб можно было попасть из сада, спустившись по ступенькам к зеленой двери, или из туалета на первом этаже рядом с маленькой передней, в которой гости вешали свою одежду. Том с Элоизой устроили этот дополнительный вход, чтобы не выбегать на улицу в плохую погоду.
– Я отвезу бутылку домой, – сказал Мёрчисон. – Было бы жалко разделаться с ней в Лондоне в одиночку.
Том включил свет. В большом и сером погребе было как в холодильнике. А может быть, так казалось после натопленного помещения. Здесь стояло пять-шесть винных бочек, – некоторые из них пустые; вдоль стен тянулись ряды бутылок на стеллажах. В одном из углов были два больших бака – для топлива и для горячей воды.
– Вот разные марки кларета, – указал Том на один из стеллажей, наполовину заполненный покрытыми пылью темными бутылками.
Мёрчисон с восхищением присвистнул.
Если уж решать вопрос окончательно, то здесь, подумал Том. Но он смутно представлял себе, как это сделать, – он ничего не планировал. “Пошевеливайся”, – говорил он себе, но сам только медленно шел вдоль стеллажей, рассматривая бутылки, прикасаясь к обтянутым красной фольгой горлышкам. Он вытащил одну.
– Вот марго. Вам понравилось.
– Превосходно, – сказал Мёрчисон. – Большое спасибо, Том. Я расскажу своим о погребе, в котором было это вино. – Он благоговейно взял бутылку.
– Так вы не передумаете – насчет разговора с экспертом в Лондоне? – спросил Том. – Может быть, оставить все как есть – хотя бы из спортивного интереса?
– Не могу, Том. – Мёрчисон негромко рассмеялся. – Хорош спортивный интерес! Хоть убейте, не возьму в толк, чего ради вы выгораживаете их. Разве что…
Том видел, что Мёрчисона поразила неожиданная мысль, и он знал, какая. Он понял, что Том тоже замешан в этом деле и получает от него определенную выгоду.
– Да, у меня есть в этом свой интерес, – быстро сказал Том. – Послушайте, я знаю того молодого человека, который разговаривал с вами позавчера в отеле. Я хорошо знаю его. Это он подделывает Дерватта.
– Что?! Этот… этот…
– Да, этот нервный парень. Бернард. Он был другом Дерватта. Понимаете, они начали все это с самыми лучшими намерениями…
– Вы хотите сказать, что Дерватт знает об этом?
– Дерватт мертв. В галерее его роль играл другой человек. – Том выпалил это, чувствуя, что терять ему уже нечего, а шанс спасти положение, может быть, еще есть. Мёрчисон же должен был спасать свою жизнь, хотя сказать ему это напрямую Том не мог – пока еще не мог.
– Так Дерватт мертв… И сколько времени уже?
– Пять или шесть лет. Он действительно умер тогда в Греции.
– И, значит, все картины…
– Написаны Бернардом Тафтсом. Вы сами видели, что это за человек. Он покончит с собой, если все узнают, что он подделывал картины своего умершего друга. Ведь именно он посоветовал вам не покупать больше Дерватта. Разве этого не достаточно? Понимаете, галерея попросила его написать пару картин в стиле Дерватта…
На самом деле это предложение исходило от него, но это не имело значения. К тому же Том понял, что зря старается, – и не только потому, что Мёрчисон был непреклонен, но и из-за собственной раздвоенности, которую он уже давно сознавал. Он всегда видел обе стороны медали, чувствовал и добро, и зло и был искренен и в том, и в другом. Он и сейчас стремился спасти Бернарда, спасти “Дерватт лимитед” и даже самого Дерватта. Но Мёрчисон никогда не поймет его.
– Бернард больше не будет участвовать в этом, я точно знаю, – сказал Том. – Неужели только ради того, чтобы доказать свою правоту, вы позволите человеку покончить с собой от стыда?
– Ему надо было стыдиться, когда он брался за это. – Мёрчисон переводил взгляд с рук Тома на лицо и опять на руки. – Это вы выступали под видом Дерватта? Ну да. Я запомнил руки. – Мёрчисон горько улыбнулся. – А еще говорят, что я не наблюдателен!
– Вы очень наблюдательны, – бросил Том. Внезапно он разозлился.
– Господи, у меня еще вчера мелькнула мысль. Ваши руки. Интересно было бы посмотреть на вас с приклеенной бородой.
– Почему бы вам не оставить людей в покое? – настаивал Том. – Разве они приносят такой уж большой вред? Картины Бернарда хороши, вы не можете этого отрицать.
– Да будь я проклят, если оставлю это так! Ни за что! Даже если вы осыплете меня с ног до головы своими погаными деньгами, чтобы я не раскрывал рта! – Лицо Мёрчисона покраснело, подбородок дрожал. Он бросил бутылку об пол, но она не разбилась.
Тома охватил гнев. То, что Мёрчисон отказался от его вина, оскорбило его. Не глубоко, конечно, но это наложилось на все остальное. В тот же миг он схватил бутылку и с размаха ударил ею Мёрчисона по виску. На этот раз бутылка разбилась, вино разлилось, а донышко упало на пол. Мёрчисон повалился на стеллажи, и те закачались, но больше ничего не упало, кроме самого Мёрчисона, который стал оседать на пол, цепляясь за бутылки, но не опрокинув их. Том схватил первое, что попалось ему под руку, – это оказалось пустым ведерком для угля – и опять ударил Мёрчисона по голове. Затем еще раз. Днище ведерка было тяжелым. Мёрчисон лежал на боку, истекая кровью, его тело скорчилось на каменном полу. Он не шевелился.
Что делать с кровью? Том кружил по погребу, в поисках какого-нибудь старого коврика или хотя бы газеты. Под баком с топливом он увидел большой ковер, грязный и задубевший от времени. Схватив его, Том начал вытирать кровь, но тут же бросил, поняв, что это бесполезно, и огляделся. “Надо спрятать его за бочку”, – подумал он. Он взялся было за ноги, но сразу опустил их и пощупал пульс на шее. Он ничего не почувствовал. Набрав побольше воздуха, Том обхватил Мёрчисона под мышками. Рывками он дотащил тяжелое тело до бочки. В углу за бочкой было довольно темно, но ноги высовывались наружу. Он согнул ноги Мёрчисона в коленях, чтобы ступней не было видно. Однако бочка стояла на подставке высотой дюймов шестнадцать, и если встать посреди погреба и посмотреть в этот угол, то можно было заметить тело, а, нагнувшись, разглядеть его целиком. Надо же, подумал Том, чтобы в такой момент не найти ни старой простыни, ни куска брезента – ничего, чем прикрыть тело! А все мадам Аннет с ее страстью к чистоте!
Том ногой пододвинул заляпанный кровью ковер и накрыл им Мёрчисона. Ногой же разогнал по углам осколки бутылки. Вино смешалось на полу с кровью. Затем он быстро схватил горлышко бутылки и ударил по электрической лампочке, свисавшей на шнуре с потолка. Осколки со звоном посыпались на пол.
Стараясь восстановить дыхание, он ощупью добрался в темноте до лестницы и, взобравшись по ней, закрыл дверь. В туалете был умывальник, и он наспех вымыл в нем руки. Стекавшая вода чуть порозовела, и Том подумал было, что это кровь Мёрчисона, но затем заметил, что это его собственная, – он слегка порезал большой палец. Порез был неглубоким – могло быть и хуже, – так что ему еще повезло. Он оторвал от висевшего на стене рулона кусок туалетной бумаги и обернул палец.