Должны ли ее слова означать, что поступки Фрэнка часто не столько согласуются, сколько противоречат тому, что он чувствует? Очевидно, Лили была так рада освобождению Фрэнка, что все другое — в том числе его отношения с Терезой — отошло для нее на второй план.
— Сегодня к вечеру приедет мой друг Тэл Стивенс, и мне очень хочется вас с ним познакомить, — сказала Лили, когда они выходили из библиотеки. — Он — один из лучших юристов Джона, хотя на компанию никогда не работал и был личным консультантом мужа.
Том вспомнил: видимо, это тот самый, к которому, по словам Фрэнка, так благоволит его мать. Между тем Лили объяснила, что Тэл не может приехать раньше шести, в первой половине дня у него дела.
— Я подумываю об отъезде. Хочу пару дней еще побыть в Нью-Йорке.
— Надеюсь, что сегодня, по крайней мере, вы не уедете? Знаете что — позвоните жене отсюда и все ей объясните. Фрэнк говорит, она у вас просто прелесть! А еще он рассказал мне о вашей оранжерее, и о двух картинах Дерватта у вас в гостиной, и о клавесине.
— Неужели? — Том подумал о том, как, наверное, странно звучали эти рассказы Фрэнка о нем, об Элоизе и клавесине здесь, где совсем иная шкала ценностей, иные реалии — вертолеты, лобстеры и чернокожие горничные с пышными именами вроде Евангелины. Сюрреализм полный! — С вашего разрешения, я действительно хотел бы позвонить.
— Будьте как дома, Том.
Из своей комнаты Том дозвонился до отеля «Челси», что в Манхэттене, и спросил, не найдется ли у них однокомнатного номера на одну ночь. Чей-то приветливый голос ему ответил, что с помощью госпожи Ирландской Удачи номер ему обеспечат. Успокоенный, Том решил, что отправится, пожалуй, после ланча. Лили сказала, что к четырем хотели заглянули соседи по фамилии Хантер, они, мол, очень любят Фрэнка и хотели бы его проведать. Том подумал, что у Пирсонов наверняка найдется на чем его доставить в Бангор, откуда ему предстояло вылететь в Нью-Йорк.
Мысль о лобстерах, судя по всему, пришла ему в голову не случайно — оказалось, что именно они были главным блюдом за ланчем. Перед этим Том и Фрэнк специально были откомандированы за ними в Кеннебанкпорт в пикапе, за рулем которого сидел Юджин. Городок неожиданно вызвал у Тома приступ настоящей ностальгии. Белые домики, маленькие лавчонки, свежий морской воздух, яркое солнце, шумные воробьи среди по-летнему пышной зелени... Он с трудом сдержал слезы и подумал, что, быть может, совершил ошибку, уехав из Америки. Правда, он быстро справился со своей слабостью — такие мысли наводили тоску и внушали смутную тревогу. Том напомнил себе, что уже в октябре или чуть позже, когда Элоиза вернется из своего антарктического круиза, он снова приедет в Америку вместе с нею.
Когда Том сообщил Фрэнку о намерении вечером уехать, тот был удивлен и явно расстроен, но за ланчем казался даже веселым. «Может, он только прикидывается, что ему хорошо?» — мелькнуло в голове Тома. Фрэнк принарядился: на нем был легкий и дорогой синий пиджак.
— Мам, это то самое вино, которое мы пили у Тома. Называется «Сансер». Я попросил Юджина его найти, даже в погреб спускался вместе с ним, — сказал он, крутя ножку бокала.
— Замечательное вино! — воскликнула Лили с таким видом, словно речь шла о вине из погреба Тома, а не из ее собственных запасов.
— И жена у Тома очень хорошенькая, — продолжал Фрэнк, окуная кусочек лобстера в растопленное масло.
— Тебе она понравилась? Обязательно ей об этом скажу, — проговорил Том.
Дурачась, Фрэнк приложил руку к животу, словно у него отрыжка, и одновременно изобразил поклон в сторону Тома Джонни, не обращая ни на кого внимания, с аппетитом ел. Он заговорил лишь один раз — сказал матери, что в семь к ним заедет его девушка, которую зовут Кристина, и они еще не решили, пойдут ли куда-нибудь или останутся дома.
— Только про девчонок и думаешь! — ворчливо проговорил Фрэнк.
— А ты заткнись, недоумок! — прошипел Джонни. — Тебе небось завидно?
— А ну прекратите оба! — повысила голос Лили.
Да, все было так, как бывает во время обычного семейного обеда...
В три Том заказал себе билет на один из ранних вечерних рейсов и договорился о том, чтобы Юджин отвез его в Бангор. Он уложил чемодан и, оставив его незапертым, направился к Фрэнку. Дверь его комнаты была приоткрыта, Том постучал, но ему не ответили, и он вошел. Комната была пуста и чисто убрана — вероятно, стараниями все той же Евангелины. На столе Фрэнка сидел берлинский медвежонок — зверушка высотой не более двенадцати дюймов с обведенными янтарным ободочком бусинками глаз и со смешным, смеющимся, плотно закрытым ртом. Как умудрился медвежонок остаться целым и невредимым после похищения, убийства, перелетов и при этом сохранить жизнерадостность?!
Том решил пригласить Фрэнка еще раз пройтись с ним до скалы. Ему казалось, что чем привычнее станет для Фрэнка вид скалы (хотя слово «привычный» было в данном случае вряд ли уместным), тем быстрее он избавится от чувства вины.
— Кажется, он пошел с Джонни, чтобы помочь ему надуть шины велосипеда, — сказала Лили, когда Том спустился вниз.
— Я хотел пригласить его прогуляться, у меня еще час в запасе, — объяснил ей Том.
— Они вот-вот вернутся, и я уверена, что Фрэнк будет рад. Он вообще считает, что лучше вас нет никого на свете.
Лили при этом употребила выражение, которое он слышал лишь мальчиком в Бостоне: «Что это именно вы подвесили Луну на небо». Он вышел на лужайку и двинулся один по мощенной мрамором аллее. Ему хотелось рассмотреть скалу получше, при дневном свете. Дорога на этот раз показалась ему более длинной, но вот наконец деревья кончились, и перед ним открылся захватывающий дух вид на синюю водную гладь. Быть может, синева была менее глубокой, чем та, что в Тихом океане, и все же это была чистая синева, свойственная лишь большим водным пространствам. Морские чайки свободно парили над ним, несколько шлюпок и одно судно плавно скользили по широкому голубому простору. А вот и она — скала. Внезапно она показалась Тому отвратительной. Он подошел ближе, взглянул на траву вперемешку с галькой, на голые камни и остановился всего в восьми дюймах от края. Внизу, как он и представлял себе, было нагромождение сероватых и беловатых валунов, словно упавших туда совсем недавно после землетрясения или обвала. Там, где кончались камни, он различил белые гребешки волн. Он продолжал смотреть, с идиотской настойчивостью пытаясь обнаружить след разыгравшейся трагедии — хотя бы обломок металла. Но нет — там не было ничего, что можно было бы принять за творение рук человека. Если бы Джон Пирсон просто, без чьей-либо помощи направил свое кресло в пропасть, то и в таком случае он пролетел бы ярдов тридцать, прежде чем врезаться в обломки скал, и наверняка уже после этого еще несколько ярдов его тело катилось вниз. Ни одного пятна крови, ничего... Том содрогнулся и отступил от края. Он обернулся в сторону дома, отсюда едва видного — над зелеными кронами серела лишь его крыша, — и вдруг увидел Фрэнка Юноша был все в том же синем пиджаке и направлялся прямо к скале. Не успев даже подумать, зачем он это делает, Том быстро укрылся среди деревьев. Будет ли Фрэнк оглядываться по сторонам? Будет ли звать его, Тома? Теперь он понял, почему спрятался: ему хотелось увидеть выражение лица Фрэнка, когда он подойдет к скале. Фрэнк был совсем близко, Том даже видел, как при каждом шаге чуть взлетают пряди его прямых темно-каштановых волос.