— То есть как это — скончался? — переспросила она, переходя на французский.
— Он спрыгнул с той же скалы, что и его отец. Дома я объясню тебе все подробнее. Мне просто не хотелось даже по-английски сообщать тебе об этом при мадам Аннет.
— Что это за скала?
— Она на морском берегу, в штате Мэн, где у Пирсонов поместье.
— Ах, да! — воскликнула Элоиза. Видимо, она вспомнила, что читала об этом в газетах. — Ты был при этом? Ты видел, как он спрыгнул?
— Нет. Я был в доме. Я не видел... не видел, как он это сделал, потому что скала... она на некотором расстоянии. Я обязательно... — У Тома сдавило горло, и он быстро продолжал: — Тут и рассказывать почти нечего. Я переночевал у них и на следующий день собирался уехать, что в конечном счете и сделал. У матери Фрэнка были гости, она угощала их чаем, а я пошел поискать мальчика.
— И увидел, что он уже спрыгнул? — спросила Элоиза, снова переходя на английский.
— Да.
— Это ужасно, Тома! Вот почему у тебя такой... такой отсутствующий вид.
— Как ты сказала — отсутствующий вид? — переспросил Том.
Они въезжали в Вильперс. Том увидел домик, который ему особенно нравился, а дальше — почту, пекарню и поворот налево, к дому. Элоиза предпочла ехать прямо через деревню — может, по рассеянности, а может, оттого, что разволновалась и ей хотелось ехать на малой скорости. Том снова заговорил:
— Я нашел его, наверное, минут через десять после того, как он спрыгнул. Мне пришлось сообщать об этом его родным. Скала почти отвесная, и внизу — осыпь из осколков. Может быть, позже я расскажу тебе обо всем более подробно, милая.
«А что тут, собственно, еще рассказывать?» — подумал при этом Том. Они уже въезжали в ворота Бель-Омбр.
— Обязательно! — воскликнула Элоиза и вышла из машины.
Том понял, почему ей так этого хочется, — она сердцем чувствовала, что в этой истории не было ничего постыдного для Тома, что ему следовало бы скрывать, как, увы, случалось слишком часто.
— Знаешь ли, ведь он мне понравился, — произнесла Элоиза и на мгновение подняла на него свои фиалковые глаза. — Правда, не сразу. Сначала — совсем нет.
Том знал об этом.
— Это что — новый чемодан?
— Точно. И в нем — несколько новых вещиц, — с улыбкой отозвался Том.
— Да ну? Кстати, спасибо тебе за немецкую сумочку.
— Бонжур, месье Тома! — приветствовала его мадам Аннет. Она стояла на ступеньках, и при ярком солнечном свете Том даже различил ниже колена, там, где кончалась ее юбка, эластичный бинт под серым чулком.
— Как вы поживаете, дражайшая мадам Аннет? — С этими словами Том приобнял ее за плечи. Она чмокнула его в щеку и поспешила к чемоданам. Несмотря на колено, она настояла, чтобы ей было позволено нести их в дом, и Том не стал противиться: если ей это приятно, пусть делает, как хочет.
— Как хорошо вернуться домой! — сказал Том, со счастливым видом оглядывая гостиную — накрытый для ланча стол, клавесин, фальшивого Дерватта над камином. — Не помню, говорил ли я тебе — у Пирсонов тоже есть Дерватт. Называется «Радуга». Знаешь, это... очень хороший Дерватт.
— Да ну-у? — чуть иронически протянула Элоиза, и он не понял, с чем связан этот иронический тон: то ли она просто не слышала об этой картине, то ли слышала и подозревает, что это подделка, — но все равно весело рассмеялся.
Мадам Аннет между тем осторожно спускалась по лестнице, держась одной рукой за перила. Слава богу, что ему давным-давно удалось отговорить ее от полировки лестничных ступенек.
— Как ты можешь веселиться, когда мальчика уже нет в живых? — по-английски вдруг спросила его Элоиза. Аннет нагнулась, чтобы взять второй чемодан, и никакой заинтересованности к разговору не проявила. Элоиза была права, Том и сам не мог себе объяснить свое состояние.
— Может быть, я просто не успел это осознать. Все произошло настолько неожиданно... Старший брат Фрэнка тоже был дома. Фрэнк был в очень подавленном состоянии из-за Терезы. А тут еще недавняя смерть отца...
Том решил про себя, что от него никто не должен узнать правды о смерти Пирсона-старшего. Для Элоизы эта смерть навсегда должна остаться либо самоубийством, либо несчастным случаем.
— Убить себя в шестнадцать лет... Как это ужасно! — воскликнула Элоиза. — Ты знаешь, сейчас среди молодых это случается все чаще и чаще, так пишут в газетах. Хочешь этого? — сказала она, протягивая ему винный бокал с минеральной водой. — Или налить чего-нибудь покрепче?
Том покачал головой.
— Нет. Сначала — вымыться.
Направляясь к ванной, он, проходя мимо телефонного столика, бросил беглый взгляд на тоненькую стопку корреспонденции за последние два дня, но решил, что это вполне может подождать.
Во время ланча Том рассказал Элоизе о доме Пирсонов в Кеннебанкпорте и о чудаковатой старой женщине Сьюзи, которая долгие годы была там домоправительницей и няней обоих мальчиков, а в настоящее время лежит с сердечным приступом.
Как ему показалось, у него получилось довольно правдивое описание атмосферы этого дома, где роскошь соседствовала с унылой безнадежностью. По тому, как Элоиза недоуменно сдвинула брови, Том понял: она догадалась, что он не сказал ей всей правды.
— И ты уехал в тот же день, сразу после того, как мальчик погиб?!
— Да. Я не видел никакого смысла в том, чтобы оставаться дольше. Все равно до похорон пришлось бы ждать не меньше двух дней. («Сегодня вторник. Возможно, как раз сейчас его и хоронят», — подумал Том.)
— Думаю, ты просто испугался, что тебе будет слишком тяжело при этом присутствовать. Ведь ты к нему очень привязался, верно?
— Верно, — отозвался Том и в первый раз с начала разговора взглянул ей прямо в глаза. Возможно, когда-нибудь он расскажет Элоизе, каково это — взяться управлять жизнью юного существа и не справиться с этой задачей. Хотя вряд ли он сможет позволить себе такое признание — ведь тогда он будет вынужден рассказать ей о том, что Фрэнк убил своего отца, потому что в основном именно это, а не Тереза, толкнуло Фрэнка к самоубийству.
— А с Терезой ты познакомился? — спросила Элоиза. По ее настоянию Том уже описал ей во всех подробностях Лили Пирсон — в прошлом актрису, сумевшую выйти замуж за сказочно богатого человека, и незаменимого «друга семьи» Тэла Стивенса, который, по всей вероятности, станет ее следующим мужем.
— Нет, с Терезой я так и не встретился, — ответил Том. — Кажется, в это время она была в Нью-Йорке.
Том очень сомневался, что Тереза приедет на похороны Фрэнка, да так ли уж это и важно? Для Фрэнка Тереза была скорее неким представлением об идеале, чем-то неосязаемым, неуловимым; такой она и останется теперь для него «навечно», как он сам написал.
После ланча Том поднялся к себе, чтобы распаковать чемоданы и просмотреть почту. Опять письмо от Джеффа Константа из Лондона. Том бегло проглядел его и убедился, что все идет хорошо. Что касается новостей, то Джефф сообщал о том, что у «Дерватт-академии» в Перудже новые менеджеры. Это два увлеченных живописью молодых человека из Лондона — Джефф указал их полные имена, — у которых возникла идея прикупить расположенное рядом с Академией палаццо и приспособить его под гостиницу для студентов-художников. Джефф спрашивал, одобряет ли Том этот проект и знает ли он палаццо, о котором идет речь, — оно с юго-западной стороны от школы. Со следующей почтой, сообщал Джефф, новые менеджеры-лондонцы пришлют ему снимок того самого палаццо. Письмо заканчивалось словами: «Это означает, что сфера нашей деятельности расширяется. Думаю, это к лучшему. Мне кажется, ты со мной согласишься, если только у тебя нет тайной информации о состоянии итальянской экономики, из которой явствует, что в настоящий момент следует воздержаться от каких-либо финансовых операций на итальянской территории».