Рудольф велел Карлу трогаться.
Джонатан смотрел в окно. Он не требовал у Рудольфа объяснений. Лучше уж самому поработать со словарем или Ривза попросить. В ушах у Джонатана зазвенело, он откинулся на спинку сиденья и попытался глубоко дышать. Рудольф взглянул на него и тотчас опустил стекло.
Карл сказал, обращаясь к ним через плечо:
– Господа, герр Мино ждет вас обоих к обеду. Потом, возможно, поедем в зоопарк.
Рудольф хохотнул и ответил что-то по-немецки.
Джонатан хотел было попросить, чтобы его отвезли в гостиницу. Но что он там будет делать? Корпеть над заключением, ничего в нем не смысля? Рудольф пожелал, чтобы его где-нибудь высадили. Карл оставил его возле канала. Рудольф протянул Джонатану руку и обменялся с ним крепким рукопожатием. После этого Карл направился к дому Ривза Мино. Солнечные лучи скользили по водам Альстера. Маленькие лодочки весело покачивались на якорях, а две-три плавали по озеру, простенькие и чистые, как новые игрушки.
Дверь Джонатану открыла Габи. Ривз разговаривал по телефону, но скоро закончил.
– Привет, Джонатан! Какие новости?
– Не очень хорошие, – прищурившись, ответил Джонатан. Солнечные лучи, проникавшие в комнату, слепили глаза.
– А как заключение? Можно его посмотреть? Вы там все поняли?
– Нет, не все.
Джонатан протянул конверт Ривзу.
– С врачом тоже встречались?
– Он был занят.
– Садитесь, Джонатан. Выпьете что-нибудь? Ривз подошел к одной из книжных полок, на которой стояли бутылки.
Джонатан сел на диван и откинул голову. Он чувствовал себя опустошенным, обескураженным, но слабости, по крайней мере, не испытывал.
– Это заключение хуже, чем французское? Ривз подсел к нему с виски и водой.
– Примерно такое же, – ответил Джонатан. Ривз взглянул на последнюю страницу, содержащую рекомендации.
– Вы должны остерегаться даже незначительных ранок. Интересно.
И ничего нового, подумал Джонатан. У него даже пустяковая царапина подолгу кровоточит. Джонатан ждал не столько комментария Ривза, сколько перевода.
– Рудольф перевел вам это?
– Нет. Но я и не просил.
– «…не могу утверждать, что состояние ухудшилось, не видя предыдущего диагноза… достаточно опасное ввиду продолжительности… и так далее». Хотите, переведу слово в слово? – спросил Ривз. – Есть пара трудных терминов, и мне понадобится словарь, но в основном все ясно.
– Расскажите самое главное.
– Должен заметить, что они могли бы написать вам это и по-английски, – сказал Ривз и снова пробежал глазами страницу. – «…значительная грануляция клеток и… лейкоцитов. Поскольку лечение рентгеновскими лучами вы уже проходили, то в настоящий момент повторное лечение не рекомендуется, поскольку лейкозные клетки сделались невосприимчивы к…»
Ривз продолжал читать еще несколько минут. Джонатан обратил внимание, что нигде не говорилось, сколько ему осталось, ни намека на роковую черту.
– Раз уж вы сегодня не смогли увидеться с Венцелем, может, я попытаюсь записать вас на прием завтра, хотите?
Казалось, Ривз был искренне озабочен.
– Спасибо, но я записался на прием на завтра, на десять тридцать утра.
– Хорошо. И вы сказали, что кабинетная сестра говорит по-английски, значит, Рудольф вам не понадобится. Почему бы вам не прилечь на несколько минут?
Ривз положил подушку на край дивана.
Джонатан лег. Одна его нога осталась на полу, а другую он свесил с дивана. Его одолевали слабость и сонливость, ему казалось, что он сможет проспать несколько часов. Ривз подошел к окну, в которое светило солнце, и стал рассказывать о зоопарке. Он говорил о каком-то редком животном – его название выскочило из головы Джонатана сразу же после того, как он его услышал. Недавно зверька прислали из Южной Америки, да не одного, а пару. Ривз сказал, что они должны посмотреть на этих животных. Джонатан думал о Джордже, как он тащит тачку с камешками. Камешек-Джонатан знал, что не доживет до того времени, когда Джордж повзрослеет, ни при каких обстоятельствах не увидит, как он вытянется, не услышит, как будет ломаться его голос. Джонатан резко поднялся, сжал зубы и попытался взять себя в руки.
Вошла Габи с большим подносом.
– Я попросил Габи приготовить что-нибудь холодное, так что мы можем приступить, когда вам захочется, – сказал Ривз.
Они начали с холодного лосося под майонезом. Много Джонатан есть не мог, но черный хлеб с маслом и вино пришлись кстати.
Ривз говорил о Сальваторе Бьянке, о связи мафии с проституцией, об их обычае использовать проституток в игорных заведениях, после чего они забирали девяносто процентов того, что женщины зарабатывали.
– Вымогательство, – говорил Ривз. – Их цель – деньги, террор – их метод. Как в Лас-Вегасе! Но, допустим, гамбургским ребятам проститутки не нужны, – убежденно продолжал он. – Девочки есть, их немного, они помогают бармену, например. Может, они и доступны, но не в заведении, нет, только не там.
Джонатан почти не слушал и уж наверняка не думал о том, что говорил Ривз. Он лениво жевал, чувствуя, как кровь приливает к лицу, и спокойно размышлял про себя. Он попробует выстрелить. И не потому, что знает, что умрет через несколько дней или недель, а просто потому, что нужны деньги, потому, что он хочет отдать их Симоне и Джорджу. Сорок тысяч фунтов, или девяносто шесть тысяч долларов, или – прикинул Джонатан – только половина этой суммы, если выстрелить больше не удастся или если его схватят после первых выстрелов.
– Думаю, вы все-таки это сделаете, а? – спросил Ривз, вытирая губы свежей белой салфеткой. Он имел в виду то, что вечером нужно будет стрелять из револьвера.
– Если со мной что-то случится, – сказал Джонатан, – вы позаботитесь о том, чтобы моя жена получила деньги?
– Но… – Ривз улыбнулся, при этом шрам на его лице дернулся. – Что может случиться? Да, я позабочусь о том, чтобы ваша жена получила деньги.
– Но если что-то все-таки случится… если я смогу убить только одного…
Ривз поджал губы, давая понять, что отвечать ему не хочется.
– Тогда только половину денег… Но, если по-честному, должно быть два. Вся сумма ваша после второго убийства. Но это же замечательно! – Он улыбнулся, и Джонатан впервые увидел настоящую улыбку на его лице. – Сегодня вечером вы убедитесь, как это легко. А потом мы это отметим – если будете в настроении.
Он хлопнул в ладоши над головой. Джонатан решил, что таким образом выражается восторг, но то был сигнал Габи.
Вошла Габи и собрала тарелки.
Двадцать тысяч фунтов, думал Джонатан. Не столь впечатляющая сумма, но все же лучше, чем покойник плюс расходы на похороны.