Можно в порошок стирать колени, играя под дождем в футбол, а можно листать спортивный журнальчик, попутно скрещивая кариес с шоколадом, и тоже грезить, что чем-то занимаешься.
Так и со светом. Можно ныть: «А не послужить ли мне, к примеру сказать, свету?» А можно губу закусить и – вперед! Сбили с ног – вскочил, нос рукавом утер и снова вперед!
Златокрылые
Неформальное совещание
У Эди был выходной. Исходя из внутреннего наполнения слова, в выходной положено куда-то выходить, однако тяжелый на подъем Хаврон никуда выходить не собирался, а остался дома, точно устрица, вздумавшая прибраться в своей раковине.
После обеда Эдя сидел на диване, прихлебывал чай и крошил тульским пряником на каталог товаров для горнолыжного спорта. Он уже минут сорок размышлял, какие ботинки и лыжи ему нужны, но пока мысли его не сдвинулись и на шаг. Выбор был огромным, вся же кровь переевшего Хаврона отлила сейчас в желудок, и голодающий мозг скользил, как мокрый обмылок по раковине, перескакивая с одной каталожной картинки на другую.
«Мне нужно вогнать себя в прокрустово ложе расписания! Я должен чем-то заняться, помимо работы, потому что не могу же я не заниматься вообще ничем?» – убеждал себя Эдя.
В душе Эдя Хаврон был, безусловно, спортсмен. Еще в детстве он перебрал десятка два секций и примерно в два раза больше в зрелом возрасте. Не было такого вида, которым бы он когда-то не прозанимался месяца, или недели, или хотя бы трех тренировок. Послушать его, так про растяжку, спортивные травмы, резкость, силу, акцент, восстановление и методики он знал абсолютно все. Слова сыпались, как гречка из прорвавшегося пакета. Самоуверенные танки Эдиного всезнайства разъезжали повсюду, своими гусеницами вминая в землю все живое и мыслящее.
Если бы в сборной по футболу, баскетболу, хоккею, боксу или гимнастике таинственно исчез бы главный тренер, Эдя немедленно бросил бы свое бомбоубежище под синим козырьком и охотно согласился занять его место. Вот только тренеры нигде не пропадали, а если и пропадали, то Эдю почему-то всегда забывали об этом предупредить.
Если не было никаких чемпионатов, спортивные вирусы атаковали Эдю два раза в год: весной и осенью, очень смахивая при этом на вирусы обычного гриппа. Некоторое время Эдя морально раскачивался, подбирал себе секцию и мало-помалу начинал шевелиться.
Увы, в большинстве случаев его хватало только на покупку спортинвентаря. Собираясь пойти, допустим, на бокс, он неделю продумывал, какие перчатки ему приобрести. Заходил на форумы в Интернете, читал журналы, до кипящей слюны спорил в магазине с продавцами, которые в большинстве случаев знали о своем товаре меньше, чем прочитавший кучу всего Эдя. В результате, конечно, перчатки он покупал самые лучшие, а в придачу к перчаткам боксерские трусы, капу, шлем и бинты, но, сходив на пять тренировок, бросал, и боксерские перчатки навеки оказывались погребенными на антресолях.
То же самое чуть раньше или чуть позже происходило и с велосипедом, и с ракеткой для большого тенниса, и много с чем еще.
Часа в три позвонила Зозо. По расслабленному голосу ощущалось, что на работе у нее глухое затишье. Отбойники никто не покупает, а вся снегоуборочная техника уехала в Африку расчищать пустыню Сахару от сахарного песка.
– Как ты? – спросила она.
Эдя не успел еще соскучиться по сестре, с которой расстался всего несколько часов назад. Он терпеливо ответил, что «лучше не бывает».
– Меф не звонил? Не заходил?
– Нет.
– Знаешь, мне как-то тревожно. Ты веришь в материнское сердце?
В материнское сердце Эдя в целом верил. Опять же, когда сестру кусала муха пафоса, ей проще было поддакивать. Тем более что в слове «да» меньше буковок, чем в слове «нет», и голосовые связки изнашиваются меньше.
– Может, мы не правы, что выперли его из дома, а? – жалобно спросила Зозо.
Эдя, никого особенно назойливо не выпиравший, крайне удивился.
– Я называю это: катапультировать из гнезда пинком под хвост. Главная магистральная задача родителей создать детям такие неуютные условия проживания, чтобы они как можно скорее начали жить собственной жизнью, но при этом не пошли под откос! – произнес он назидательно.
– Думаешь: да? – спросила Зозо с надеждой. – А не рано? Мальчику же тяжело!
– Мефу-то? Да на него бетонную плиту положи, в грузовик с цементом впряги, он еще по дороге будет песни орать! Это такая собака страшная, которую, кроме безделья, ни одним ломом не убьешь!
Зозо засмеялась. Ей было приятно слышать такое мнение о своем сыне. Ее брат встал с дивана и потянулся, отряхиваясь от крошек.
– Все подростковые беды от одной причины: недогруза! – заявил он. – Отлови у нас в бомбухе любого нарика, поковыряйся в нем – и увидишь, что в детстве у него было слишком много свободного времени. Ему разрешали не ходить в школу при температуре 37,1 и бежали за ним три этажа с шапочкой, умоляя ее не снимать. Об него надо было ремни мочалить, а с него пылинки сдували. Перегрузить детей нельзя! Я этих гадов по себе знаю! Их можно только недогрузить. Если ребенок ноет, что ему надоела музыка, добавь к музыке плавание. Заноет, что не хватает времени на уроки, – добавь курсы китайского языка!.. Ну все, пока!
Проветрив речевой аппарат разговором с сестрой, Эдя повесил трубку и вновь собрался плюхнуться на засасывающий диванчик в твердом намерении выбрать ботинки и крепления, но тут кто-то громко и отчетливо произнес:
– Тук-тук! Я ваш друг!
Эдя дернулся и увидел сидящую на подоконнике Улиту.
– Привет, мой друг! – повторил он автоматически.
Окно было закрыто. Входная дверь тоже. Учитывая, что версия, по которой она спустилась по альпинистской веревке с крыши, казалась неубедительной, а с асфальта на последний этаж не запрыгнешь, Эдя предпочел не уточнять, каким образом ведьма оказалась в комнате. Оказалась и оказалась.
– Что-то ты раздобрел! В прошлый раз у тебя пузо меньше было! – сказала Улита, зорко разглядывая Эдю.
Эдя, ничуть не обидевшись, хлопнул себя по животу.
– У меня штанга поломалась! Закатилась под кровать и покончила жизнь самоубийством посредством сквозной ржавчины.
– А серьезно?