Немного потешив свое самолюбие сей призрачной надеждой, помощник комиссара Деса решил все-таки прислушаться к тому, о чем говорят женщины. Клара вспоминала, как Адриан назвал Софию шлюхой за то, что она ответила на ухаживания Томе Каррейры, а возможно, даже сама его соблазнила, чтобы обеспечить себе продвижение по научной стезе. Она рассказывала об этом эпизоде спокойным тоном, словно запросто болтала с подругами, удобно расположившимися на великолепном диване и креслах из белой кожи в ее шикарной гостиной с видом на городской парк Компостелы.
Помощнику комиссара было очевидно, что намерение Клары состояло в том, чтобы защитить Адриана, но на деле выходило, что она все туже затягивает ему веревку на шее. Слушая ее, он мысленно пытался проникнуть в глубины, которые обычным людям могли показаться неприятными и отталкивающими, но которые Клара, похоже, готова была сейчас открыть своим слушателям. Действительно ли они с Софией жили в этой квартире как сестры? Действительно ли Адриан был таким, каким она пыталась его представить, отвергая всякие обвинения в его адрес? Он не сомневался, что очень скоро судья отдаст распоряжение о розыске и задержании жениха покойной. Немного послушав дам, он решил вмешаться в разговор.
— Думаю, нам лучше продолжить в комиссариате и в суде, если госпожа судья не возражает, — сказал он резким тоном, прозвучавшим явным диссонансом в неспешной дамской беседе.
Три женщины в недоумении молча уставились на него, словно только что обнаружили его присутствие.
— Мы, — добавил он, бросив красноречивый взгляд на Андреа, — попросим сеньору Айан не уезжать из города и, поскольку ее квартира будет, как положено в таких случаях, опечатана, подыскать себе место для проживания у друзей или в гостинице, как уже предложил ей господин главный комиссар…
Адвокатесса в ответ одарила помощника комиссара улыбкой, которую посчитала всего лишь выражением согласия с его предложением. А каждая из трех дам интерпретировала эту улыбку по-своему.
— У меня есть время, чтобы собрать вещи? — спросила Клара невозмутимым тоном. Короткая беседа со знакомыми женщинами, можно сказать, приятельницами помогла ей успокоиться.
— Естественно, — ответила судья, давая понять, что она здесь главная.
Затем она обвела всех внимательным взглядом, дабы убедиться в том, что ее уверенность производит должный эффект. Довольная результатом, она решила сделать важное заявление.
— Я очень сомневаюсь, что здесь можно обнаружить еще что-то, что не было обнаружено до настоящего момента и что могло бы хоть как-то прояснить дело, — заключила она, давая понять, что полностью освобождает Клару от каких-либо подозрений.
Десе стало очевидно, что его момент славы и радужных надежд по поводу будущей карьеры слишком затянулся и он пропустил что-то важное. Голос судьи вывел его из задумчивости. Она говорила Кларе, что они все спокойно обсудят позднее. И тогда он решил немедленно вмешаться.
— Я оставлю двух агентов, чтобы они дождались, пока ты уйдешь, и опечатали квартиру. Разумеется, если Ваша честь не возражает… — сказал Диего таким тоном, чтобы судье не пришло в голову оспаривать его решение и чтобы она его немедленно поддержала. Потому что речь явно шла об еще одном проявлении снисходительности к подозреваемой, которое могло быть неверно истолковано.
Произнося это, он выразительно посмотрел на Андреа, давая ей понять, что решение данного вопроса находится исключительно в его компетенции. Комиссар, похоже, хочет полностью снять вину с адвокатессы. Судья наверняка сейчас отдаст распоряжение о розыске жениха покойной. Судебный врач не проронила ни слова, а его коллега по расследованию сидела, нахмурив брови и сохраняя суровое выражение, возникшее на ее лице, как только она переступила порог жилища жертвы, которое вполне могло быть и жилищем ее убийцы, а по совместительству приятельницы их шефа и своего человека в комиссариате.
Компостела, суббота, 1 марта 2008 г., 16:10
Едва полицейские закончили допрос и удалились вслед за судьей и судмедэкспертом, как молодая адвокатесса начала проявлять признаки беспокойства.
Все произошло так стремительно, что у нее не было возможности более-менее спокойно осмыслить случившееся. Прошла всего пара часов с тех пор, как она обнаружила труп своей подруги в ванне, но за это время уже столько всего случилось… Сначала ее признали подозреваемой, затем как будто сняли с нее подозрения, поверив ее заверениям, но при этом она знала, что по меньшей мере один человек из присутствовавших сегодня в доме ее ненавидит, а все остальные, за исключением комиссара, завидуют. Ей показалось, что интерес, который все они по долгу службы проявляли к покойной, вернее, к ее безжизненному телу и к причинам, приведшим к трагическому итогу, был вымученным и каким-то отстраненным. Что-то во всем этом было не так. И тогда она пришла к твердому убеждению, что ее дальнейшая судьба в большой степени зависит от нее самой.
Она поняла, что дознаватели пытались провести не столько допрос, сколько доверительную беседу, в ходе которой подчеркнуто демонстрировали свое желание понять ее. Это показалось ей странным, хотя поначалу она это так не воспринимала и лишь в какой-то момент долгого разговора вдруг начала замечать особый язык жестов, взглядов своих собеседников, реагировавших таким образом на те или иные ее ответы; и тогда она стала проявлять явное беспокойство, обескураженная этими почти незаметными ужимками, которые всегда выдают нас с головой.
Постукивание пальцами по какой-нибудь поверхности в такт музыке, которую никто не слышит; губы, неожиданно сжимающиеся в гримасу и издающие легкий свист; беспрестанное потирание рук; покачивание ноги, перекинутой через другую; непрерывное переступание с пятки на носок как очевидное отражение охватившего нас лихорадочного состояния. Клара прошла через весь этот репертуар не поддающихся контролю нервных тиков, пока разговаривала (как она полагала, вполне спокойно и расслабленно) со своими собеседниками, которые, вне всякого сомнения, замечали все эти проявления нервозности, как она замечала малейшую смену выражений их лиц.
Отношение к ней со стороны полицейских отнюдь не показалось Кларе теплым и душевным. Напротив, она полагала, что с ней обходятся неподобающим образом. Она все время ощущала исходившую от них враждебность. Особенно со стороны инспекторши, этой неудовлетворенной овцы, как она ее про себя окрестила, не решаясь прямо назвать закомплексованной лесбиянкой. В конце концов, она считала себя защитницей прав женщин.
На протяжении всей беседы Клара тревожно пыталась определить, кто из этих двоих был добрым полицейским, а кто злым. Однако ей так и не удалось прийти к окончательному выводу. Тот факт, что оба ей казались, в зависимости от конкретной ситуации, то хорошими, то плохими, вызывал у нее крайнюю досаду. К своему глубокому сожалению, она вынуждена была сделать вывод, что это она допускает ошибки и ведет себе неправильно.
В чем-то это было действительно так. По крайней мере, они явно сомневались в том, что с полной уверенностью могла утверждать лишь она одна: в том, что она не убийца.