Его голос тоже стал другим: писклявым, пронзительным, уверенным. Лука сглотнул:
— Я правда должен идти.
Сказал, глядя в землю, на свои заледеневшие босые ноги, и вспомнил, что разулся. Он решительно направился вперед, обещая себе не оглядываться на это существо, которое заманило его. Он знал, что если посмотрит, то увидит на месте старика что-то ужасное и не выдержит. Но у него не получилось осуществить свое намерение, потому что чужая рука по-прежнему сжимала его плечо.
— Я должен идти…
— Даже не попрощавшись со мной?
Голос старика опять стал нормальным. Бессознательно, словно желая увериться, что теперь снова все в порядке, Лука посмотрел на него. И именно в тот момент, когда его глаза встретились с липким взглядом старика, Лука увидел Франческо. Увидел, как тот же самый старик, который стоял рядом, облапил друга и целовал его в шею — если можно назвать поцелуем этот укус с текущей белой слюной, которым Пожиратель одарил Франческо, обслюнявив его бледную и гладкую шею.
Но главное, Пожиратель строил мост. Лука увидел Франческо, а Франческо увидел Луку, и в этот самый миг оба забыли о собственном существовании, умирая от ужаса из-за того, что происходило с другим. Глаза Пожирателя сделались выбитыми окнами, дверями, железными воротами, бездонными тайниками, мраком, темнотой, паутиной и пылью. Огромные глаза ребят расширились так, что чуть не вылезали из орбит. Когда ужас стал непереносим, Лука и Франческо почувствовали, как успокоительно горячая, обжигающая моча стекает по ногам. Франческо, лежа на валуне с надписью «Хочу бабу», ощущал ее даже под спиной.
Пожиратель проговорил, прокричал единственным ртом, имеющим голос тысячи орущих ртов, единственным ртом, который Лука и Франческо могли разумом видеть из преисподней, куда оба глядели:
— Я могу это и многое другое. Потому что я — есть мы, вы и они. Я живу в тесных тайниках души. Мне известно ваше смятение. Потому что я — Человек-Призрак. Тот, кто меня боится, — умрет. Кто посмотрит через мои глаза, а не в глаза, умрет; кто не признает звездную сперму, сыном которой он является, тот умрет. И умрет еще тысячу раз, проваливаясь в мое небо вниз головой. В омут.
Лука и Франческо висели над бездной Пожирателя, пока окончательно не потеряли равновесия, пока не сорвались, не умерли. Их всосали неумолимые течения неизведанных миров, колышущихся в Человеке-Призраке. Их тела стали воздушными и прозрачными, как у сильфид, потом еще легче, пока не превратились в лунную бледность, в ледяной пар дыхания. Одежда медленно опала вниз, укладываясь на новую, холодную поверхность. Опала, как торт, слишком рано вытащенный из духовки, центр которого прогнулся до самого дна противня.
Пожиратель неспешно поднялся с валуна, где было написано: «Хочу бабу», одернул пальто и внимательно осмотрел результат своего превращения. Он теперь не был ни пыльным, ни грязным, он стал мягким и обволакивающим, как каждая петелька и пуговица из слоновой кости, как хохолок птицы, восседавшей на трости. Он вернулся по своим следам, которые привели его сюда.
Одновременно Пожиратель осмотрел пустую одежду, в которой совсем недавно находился Лука. Но главное, привел в порядок свои брюки — мятые и неаккуратные складки сделал идеально прямыми. Блестящая черная ткань, впитав все цвета ночи, теперь хранила их в себе.
И тоже вернулся по своим следам.
Они встретились по дороге. Пожиратель с Пожирателем.
Подошли друг к другу, не поздоровавшись. Не толкались, а слились в единое целое, как капли оливкового масла, притягивающиеся необратимо. Так они исчезли. Провалились друг в друга. Молча.
Ночью Сара Поссенти стонет.
Сара Поссенти ночью потеет. Задыхается. Скидывает одеяло, бьется в подушку.
Ночью муж Сары Поссенти не возвращается.
«Раз, два, три, четыре, пять…»
Дэнни тоже не спит. Он знает, что через некоторое время…
— Дэнни-и-и-и!
…она захочет отчалить.
Дэнни встает. Без носков, босиком. В темноте. Открывает дверь своей комнаты: брызги лунного света царапают черноту. Он хватает таблетки, несет их матери. Она ничего не говорит. Глотает и отплывает к мертвым землям забвения.
Дэнни возвращается в свою комнату. Кружатся сбившиеся клочья серой пыли: грязные тайные воришки-эльфы. Танцуют на ветру, поддувающем снизу. Чпок. Нога Дэнни на что-то наступает. Что-то пристает к ступне. В доме у Дэнни мерзопакостно.
Дэнни поднимает голую ногу. Черная масляная краска. Папины цвета. Дэнни хватается за мольберт ладошкой, чтобы не упасть, другой он вытирает ногу. Но теперь черной стала рука. И пятно не оттирается.
Он измажет пол.
И его будут бить.
Серо-зеленый свет проникает через ставни. Холодный свет. Безжалостный. Делает квартиру еще более темной. Делает еще более темной картину. Дэнни отцепляется от мольберта. Его глаза пристально смотрят на человека в черном, Человека-Призрака. Небо за спиной человека темное, пахнет грозой, никакого просвета, сплошной мрак. Облака, которые его возносят, надутые, тяжелые, цвета ада. Но человек стоит прямо, надменно и на трость не опирается. Когда небеса взорвутся, его это не коснется. Дэнни не сводит с него глаз. Человек на картине как настоящий.
Один миг, и губы мужчины трескаются. Но это больше похоже на гримасу, чем на улыбку. Злорадное подмигивание.
Дэнни раскрывает рот, сердце лягается железными мысками в ребра.
Дэнни бежит в комнату и закрывается изнутри. На ключ.
На полу следы правой ноги тридцать третьего размера. Черные.
Дэнни фантазирует. Часто.
Дэнни привык быть один. Почти всегда.
Дэнни сам придумывает сказки. Один.
Пока сердце лягается, Дэнни думает, думает и думает — глаза выпучены, руки дрожат.
Дэнни нужна мантра. Магическое заклинание, чтобы усмирить мысли.
Дэнни ее находит.
«Черный Человек есть, если поверишь, представишь — увидишь…»
У Дэнни необычные мысли.
«День или ночь — не гони его прочь. Улыбнется тебе — не ори, не бойся и не смотри».
Дэнни — необычный ребенок.
«В мозгах весь секрет. Они управляют. Ищи в них ответ».
Дэнни — ненормальный ребенок.
* * *
— Дэнни-и-и-и-и!
Его утренний будильник. Дэнни ведет себя точно так же, как ведут себя все люди на свете, после того как прозвенит будильник. Ждет.
— Дэнни-и-и-и-и!
Ничего не поделаешь, Дэнни смиряется. Смиряется и с тем, что постель мокрая. Он описался. Снова. За минуту принимает решение: ничего не скажет.