Потом чья-то тень — не сзади, нет, — тень в глазах Лукреции, да. Тень, стиравшая улыбку, — тучи, затмившие солнце, — тучи, уничтожившие день. Ночь, да, глухая ночь — тень. И губы кривятся — мои? Лукреции? Нет — да — губы двоих. Одни — губы Лукреции — а другие? — мои, конечно, мои. Потому что мои губы и губы Лукреции — и получатся губы двух человек — один плюс один — в сумме два. Тогда губы трех — губы трех человек — мои, Лукреции, а другие? Четыре… Четыре лица — где? Первое и второе перед решеткой — первое и второе: я и Лукреция. Третье: людоеда — чье? А четвертое? Далеко-далеко, четвертое лицо — точка, маленькая точка. Где?! Где четвертое?!
Алиса резко обернулась, изменившись в лице. Резко обернулась и указала пальцем, как несколько минут назад на кроличью клетку. Указала на дом, окруженный деревьями, — призрачный, разрушенный, небольшой. Дыра в заднице, а не дом. Логово крыс, яиц насекомых, пауков, змей. Дом, возвышающийся с другой стороны парка, дом с окном. Окно, которое смотрит, привлекает внимание, выслеживает. Окно казалось пустым ртом. Но рот был полным, еще каким полным! Алиса прошипела так, что стало страшно. Вместо лица — лоскут выцветшей тряпки.
— Дэнни… Дэнни Поссенти…
Человек-Призрак стал хозяином, хозяином комнаты. Человек-Призрак стал старшим братом.
— Расскажи мне, что ты видел в школьном зеркале.
Дэнни от стыда опустил грязное лицо.
— Дэнни, я знаю, ты видел «кое-что» в школьном зеркале.
Дэнни закачался, на этот раз руки теребили уши, где пульсировала потревоженная реальность.
— Дэнни… ты, случайно, не видел лица?
Молчание, всхлипывания.
— Дэнни… Ты, случайно, не видел лица… мертвого?
Дэнни вздрогнул. Не мог не поднять глаз. Человек-Призрак не рассержен, совсем наоборот, сообщнически ему улыбается. Дэнни попытался ответить ему, уголки губ растянулись в растерянную улыбку, тоскливую.
Человек-Призрак подошел к окну, отодвинул рейку ставни: день. Ослепляющий свет. Сколько времени прошло? Дэнни не спал. Дэнни не пошел в школу.
Дэнни сошел с ума.
— Дэнни, это отличная позиция. Не думаешь? Знаешь, Дэнни, если бы я был на твоем месте, я чаще ходил бы пешком в вашу поганую школу. И реже бы ездил на вашем дерьмовом школьном автобусе. Но я не ты, не так ли?
— Ты не я…
— Вот именно, нет. Иди-ка сюда.
Дэнни пошел механически, не по собственной воле, не глядя и не чувствуя.
Человек-Призрак распахнул окно:
— Что ты там видишь, внизу?
Глаза Дэнни плавно оглядели парк, потом заметили. Безумные зрачки зажглись ненавистью, вышли за пределы, утопив в себе радужку.
Глаза Дэнни увидели, сердце закрылось, взгляд хищно набросился на тело Лукреции.
— Дыши спокойно, Дэнни, дыши. Сейчас не тот случай, чтобы терять спокойствие. Никогда нельзя терять спокойствие.
Дэнни не мог оторвать взгляда. Там стояла Лукреция, это была она, он уверен: ошибки быть не может. На расстоянии около ста метров, с остротой зрения, равной единице, Дэнни узнал ее, он увидел бы и глубже, насквозь.
— Ты знаешь, что должен сказать…
Голова Дэнни тряслась, он вспомнил подножку, рвоту, насмешки, учительницу; Лукрецию, отвечающую: «Он сам упал, конечно. Он сам упал».
Язык Дэнни развязался:
— Она смеется надо мной, всегда смеется надо мной.
— Хочешь, я убью ее?
Дэнни вздрогнул, оторвал взгляд от жертвы, посмотрел на своего брата. Дэнни смутился.
Дэнни испугался:
— К-как ты это сделаешь?
— Положись на меня. И смотри.
Лукреция пощекотала нос маленького кролика травинкой. Лукреция смеялась. Алиса посмотрела на солнце:
— По-моему, мы должны идти.
— Ой! Давай еще две минутки, видела, какой он смешной?
Тук. Тук. Тук.
Взгляд Алисы оторвался от солнца, она увидела человека без возраста, грязно одетого, в странной черной шляпе и с большой тростью.
— Привет, дорогие.
Холод. Алиса почувствовала холод. Она осмотрелась вокруг: никого. Нет, был кто-то. Кто-то у окна. Маленькая точка: Дэнни… Дэнни Поссенти.
— Привет, — прошептала Алиса.
Лукреция обернулась. Из пальцев выпала травинка: у мужчины были гнилые зубы.
— Знаете, кто я такой, дорогие?
Они отрицательно помотали головой.
У мужчины были мертвые глаза.
— Тогда, может, знаете, кто такой Дэнни?
Алиса неуверенно подняла руку, показала пальцем на точку.
Но маленькая точка пропала. Маленькая точка дрожала, галлюцинировала. Точка мучилась. И жаждала.
— Молодец, Алиса, там именно Дэнни… и Дэнни очень, очень печален. И очень, о-о-о-очень обижен. Дэнни пожаловался мне, что вы обидели его, так? В качестве его старшего брата я имею право отомстить за него, согласны?
Он наклонил голову и искоса посмотрел на Лукрецию, злобно. Изо рта вытекала грязно-белая слюна, почти розовая. Лукреция заплакала.
— Можно, мы пойдем домой, синьор? — попросила Алиса, ее губы дрожали, глаза блестели от слез.
— Конечно вы пойдете домой, в первородный дом, мои дорогие… в дом отца, ведь я сын…
— А потом ничего не помню, ничего.
У нее болела голова, но внутренний процесс уже был запущен: неуправляемый всплеск воспоминаний.
— Уже очень много всплыло, Алиса. У тебя хорошо получается, правда, — подбодрил ее Стефано.
— Даже слишком. Если продолжать так и дальше, можно с ума сойти. И вообще, нет… нет сил продолжать дальше, не хочу больше ничего вспоминать.
Ей было ужасно страшно. Ей было ужасно страшно даже во сне. Снились ей или не снились три сиамские близняшки? Спрашивали у нее или не спрашивали? Знаешь Дэнни? Дэнни Поссенти? И она клялась, что не знает, никогда не знала. Но они настаивали: он умеет рисовать, как же он рисует! Так они сказали. И действительно, нарисовал же Пьетро старика. Ну вот. Алиса видела тот рисунок. Ей было достаточно увидеть рисунок глазами воспоминаний, чтобы задрожать изнутри.
— Алиса, пойдем в полицию?
— Нет!
— Ладно-ладно, успокойся. Просто я хочу сказать: из того, что ты вспомнила, получается — это брат твоего одноклассника.
— Дэнни.
— Да, Дэнни.
— Мне надо найти его.
— Но, Алиса…