— Чудесная книга! Большое тебе спасибо, Беатрис. Я прочту ее и узнаю о вещах, о которых до сих пор не имела никакого представления!
Напротив, Беатрис потребовалось больше получаса на то, чтобы открыть и развязать все пакеты и свертки. Стало ясно, что Хелин очень серьезно думала о подарках и изо всех сил постаралась купить то, что, как она думала, могло порадовать Беатрис. Нейлоновые чулки, меховые перчатки, французский крем для лица, серебряные часики, мохеровый платок, перламутровые сережки и многое, многое другое. Из последнего пакета Беатрис извлекла тяжелую серебряную рамку с черно-белой фотографией Хелин. Она сфотографировалась с распущенными по плечам светлыми волосами и со сладкой ангельской улыбкой. Беатрис фотография показалась слишком сахарной, она никогда не поставит ее на стол в своей квартире. Но сейчас она сделала вид, что портрет ей очень понравился.
Хелин просияла.
— Теперь я всегда буду с тобой! Ах, Беатрис, — порывисто вздохнув, Хелин обняла ее, — ты не представляешь, как мне тебя недостает, как я скучаю по тебе, когда ты в Лондоне! Ты не представляешь, как я хочу, чтобы ты снова оказалась здесь! Ведь у нас с тобой на всем белом свете есть только мы!
«Рядом с тобой я постоянно испытываю патологический страх», — подумала Беатрис и высвободилась из объятия. Почему Хелин не найдет себе какого-нибудь симпатичного мужчину, не выйдет за него замуж и не забудет меня на веки вечные?
В обед позвонил Фредерик Шэй и пожелал Беатрис веселого Рождества. Трубку взяла Хелин, которая, с изумленным видом войдя в столовую, объявила, что с Беатрис хочет поговорить какой-то господин.
— Какой господин? — рассеянно отозвалась Беатрис, углубившаяся в книгу о кенийской фауне.
— Кэйн или Шэйн или что-то в этом роде, — ответила Хелин. — Кто это? Лондонский знакомый?
— Профессор биологии, с которым я познакомилась на званом вечере, — сказала Беатрис и встала. — Господи, откуда он узнал номер телефона?
Как выяснилось, Фредерик — через миссис Чендлер — узнал, что Беатрис уехала на Гернси. От той же миссис Чендлер он узнал фамилию Хелин и позвонил в справочную, где ему и сказали номер телефона.
— У твоей знакомой, как будто, немецкая фамилия, да и говорит она с акцентом. Она живет на Гернси со времен оккупации?
— Да, — коротко ответила Беатрис. Она видела, что Хелин, навострив уши, стоит в дверях гостиной.
— Мне, — продолжал Фредерик, — было бы, конечно, безумно приятно встретиться с вами на Рождество в Лондоне, но я понимаю, что вам хотелось поехать домой.
— Вы остались в Лондоне, не поехали в Кембридж?
— Что мне делать в Кембридже? Меня там никто не ждет, — сказал Фредерик. — Здесь, в Лондоне я хотя бы могу спокойно работать.
— Как продвигается работа?
— В принципе, неплохо, — он ненадолго замолчал. — Мне очень жаль, что мы с вами так и не смогли встретиться, — продолжил он наконец, — и у меня такое чувство, что я вам сильно докучаю. Это было бы мне очень неприятно, и я, конечно, пойму, если вы скажете, чтобы я больше не звонил вам.
— Вы нисколько мне не докучаете, — ответила Беатрис. Мысленно она проклинала Хелин, которая, как вкопанная, стояла на месте, не желая пропустить ни одного слова. — Я лишь… Я не знаю, хочу ли я впутываться в какие-то отношения.
— Вы ни во что не впутаетесь, если мы с вами просто пообедаем.
— Конечно, нет, — она вдруг показалась себе полной дурой. — Конечно, не впутаюсь.
— Так я могу пригласить вас на обед в Лондоне в начале января?
Беатрис сдалась.
— Хорошо. В начале января. Мы созвонимся?
— Я позвоню вам через Чендлеров. Всего хорошего, Беатрис. И… веселого Рождества! — с этими словами он положил трубку.
— Веселого Рождества, — произнесла Беатрис в замолчавшую трубку.
Тотчас подошла Хелин.
— Кто это был?
— Я же сказала. Я познакомилась с ним на званом вечере.
— Но почему он звонит тебе сюда?
Беатрис чувствовала себя, как на допросе.
— Не имею никакого представления. Он хочет снова со мной встретиться.
— Как же ты говоришь, что не имеешь никакого представления, и тут же утверждаешь, что он хочет снова с тобой встретиться? — придирчиво спросила Хелин. — Ты не думаешь, что он в тебя влюблен?
— Хелин, мы виделись с ним всего один раз. Я действительно не знаю. И почему тебя это вообще интересует?
— Но позволь! — Хелин была воплощенное негодование. — Почему это не должно меня интересовать? Меня интересует все, что касается тебя. Мы же принадлежим друг другу.
— Но несмотря на это, я все же могу знакомиться с другими людьми. Я живу в Лондоне, ты живешь на Гернси. Мы не можем считать себя связанными.
— Это большая ошибка, что ты живешь в Лондоне, — укоризненно произнесла Хелин. — Из-за этого мы с тобой обе одиноки. Что в этом хорошего?
— Ты говоришь так, словно мы с тобой муж и жена. Ты исходишь из того, что мы должны жить вместе, но это невозможно!
У Хелин дернулись уголки рта.
«Господи, — подумала Беатрис, — она сейчас зарыдает!»
— Ты же знаешь, как я одинока с тех пор, как умер Эрих, — сказала Хелин. — Люди на острове избегают меня и…
— Это неправда, они хорошо к тебе относятся. Особенно, если учесть, кто ты, и кем был Эрих!
— Но я…
— Прошу тебя, Хелин, давай прекратим этот разговор, — раздраженно сказала Беатрис. Она не выносила, когда Хелин округляла свои детские глазки и впадала в плаксивый тон. — Фредерик Шэй не должен быть причиной, испортившей нам Рождество. Я пойду на море, прогуляюсь. Вернусь к кофе.
— Можно я пойду с тобой? — спросила Хелин.
— Нет, — отрезала Беатрис.
На холодном свежем воздухе ей стало легче. Она вдыхала его полной грудью, понемногу стряхивая подавленность, в которую ее неизменно погружала Хелин. Хелин не удастся верховодить ею. Она вспомнила теплый голос Фредерика. Потом она поняла, что именно тогда сумрачным декабрьским днем, гуляя по берегу моря, она преодолела внутреннее сопротивление, справилась с предубеждением против Фредерика. Но только много позже она поняла, что большую роль сыграло желание поступить в пику Хелин.
Вечером, когда уже стемнело, пришла Мэй и представила Беатрис и Хелин застенчивого молодого человека, назвав его своим женихом. Молодого человека звали Маркусом Эшуортом. Он работал служащим в банке в Сент-Питер-Порте. Мэй лучилась радостью, щеки горели здоровым румянцем, глаза сверкали. Когда они с Беатрис вышли вдвоем на кухню, чтобы наполнить тарелки и сварить свежий кофе, Мэй сказала:
— Мы с Маркусом скоро поженимся. Я беременна.
— Мэй. Я очень за тебя рада, — искренне сказала Беатрис. Глаза Мэй излучали такое счастье, что было понятно, что беременность ей в радость. — Вы останетесь здесь, на Гернси?