— Кто же тогда? У вас наверняка были мысли на этот счет.
— Да, были. И сейчас есть. Но я не хочу их озвучивать. — Он решительно закрыл папку, как бы давая понять, что беседа окончена, и толкнул мне ее через стол. — Посмотрите документы сами. Это давнее дело засело в моей памяти и до сих пор не дает покоя. Я не отказал себе в удовольствии и поделился с вами тем, что знаю. Ознакомьтесь с бумагами, а потом возвращайтесь ко мне, поделитесь мнением.
— Сколько времени вы мне даете?
— Все зависит от вас, — серьезно ответил Гарленд. — Вы боитесь, что убийца Ребекки совершит новое преступление?
Я сочла вопрос отставного детектива риторическим, но, выйдя из полицейского участка, отчетливо поняла, что эта поездка — напрасная трата времени. Я опять шагала по Сент-Олдейтс, пригнув голову от холода. Заветная папка не влезла в сумочку, и я прижимала ее к груди, невольно гадая, кто же все-таки убил Адама Роули. Все сходилось на одном подозреваемом, однако этого человека вряд ли волновала судьба красавчика студента… Тайна его смерти, пусть даже не связанной с основным расследованием, не оставила меня равнодушной. Я, как и Рид Гарленд, была убеждена, что здесь не все чисто.
Пройдя главную улицу до половины, я заметила кофейню и решила передохнуть. Устроившись с огромной кружкой кофе и сдобной булочкой возле запотевшего окна, я глазела на прохожих и считала автобусы, которые с грохотом катили в оба конца извилистой улицы и выглядели экзотической диковинкой на фоне средневековых зданий.
В кофейне было полно студентов, они громко болтали, потягивая напитки. Шум и сутолока немного раздражали, зато я наконец-то согрелась — впервые с тех пор, как сюда приехала. До визита в колледж Латимер оставалось около часа. Чтобы провести это время с пользой, я открыла папку с материалами по безвременной кончине Адама Роули.
Гарленд написал длинное следственное заключение для коронерского суда — около тридцати страниц машинописного текста с подробным изложением событий. Я бегло прочла их, выискивая сведения, которыми отставной инспектор забыл со мной поделиться.
Адам родился в Ноттингеме, в семье врача — второй ребенок, второй сын. Окончил частную подготовительную школу, затем закрытую привилегированную среднюю школу и продолжил образование в Оксфорде, причем во всех этих заведениях получал повышенную стипендию, успевая не только блистать знаниями, но и бездельничать с сокурсниками.
Свое последнее утро Адам провел у себя в комнате. Первокурсники и третьекурсники жили на территории колледжа. По словам Гарленда, у Роули была особенно уютная комната на первом этаже Гарден-билдинг, с видом на реку. Без десяти одиннадцать, когда он пошел на занятия в другой колледж, с ним разговаривала служащая студенческого общежития (кто-то вроде сестры-хозяйки), отвечавшая за порядок в подъезде. Вернувшись, он позавтракал в студенческой столовой, а днем сидел то в университетской библиотеке, то в комнате отдыха для студентов. В шесть часов пообедал в столовой. (Здесь Гарленд приложил записку, в которой объяснялось, что стипендиаты питались в столовой бесплатно. Успешно сдав экзамены за первый курс, Роули пользовался всеми причитающимися ему льготами.) В восемь часов вечера его видели в университетском баре, он пробыл там до закрытия, то есть до половины двенадцатого.
Университетский бар получал большие дотации и в тот вечер проводил акцию: все спиртные напитки продавались со скидкой, а газированную воду наливали бесплатно. Как деликатно предположил Гарленд, вечер был оживленным. Большинство студентов прилично опьянели. По всему университету устраивались ночные вечеринки, и в сторожке привратника, охраняющего единственный выход из колледжа, было многолюдно.
Как я уже знала со слов Гарленда, ночной дежурный сказал, что Адам Роули не выходил с территории колледжа. Материалы видеосъемки, полученные камерами наружного наблюдения, это подтвердили. Никто из друзей Адама не видел его после закрытия бара. Никто не знал о его дальнейших планах. Парня пригласили на три различные вечеринки, и все думали, что он ушел с территории колледжа. Однако, похоже, Роули вернулся к себе в комнату.
В какой-то момент между полуночью и пятнадцатью минутами второй сосед Роули по этажу, Стивен Маллиган, услышал шаги, сопровождаемые громким свистом, и подумал, что это Адам (в прошлом Стивен уже жаловался на него по аналогичному поводу). Ему показалось, что студент выходит из здания, а не наоборот, хотя точно сказать он не мог, потому что был спросонья. Это последнее, что удалось узнать про Адама Роули, если в коридоре был действительно он.
Никто не видел, как он спускался к реке. Никто не видел, как он упал или прыгнул в воду (или как его туда столкнули). Друзья Адама не встревожились из-за его отсутствия: они думали, что он ушел на свидание. Первого мая была среда, а хватились Адама только в субботу вечером. Когда стало ясно, что Роули пропал, никто не мог даже предположить, куда он подевался. В его комнате ничего не изменилось: бумажник и паспорт по-прежнему лежали на столе, а мобильника не было. Аппарат так и не нашли. Записи звонков и анализ местоположения по сигналу сотовой связи показали, что до двух часов ночи первого мая телефон находился в общем районе колледжа Латимер, а потом его выключили, или батарея разрядилась, или трубка перестала работать. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: в два часа ночи мобильник Адама Роули вместе с его владельцем отправился в реку Черуэлл.
Как только друзья Роули забили тревогу, администрация колледжа вызвала полицию, но расследование (если читать между строк) было поверхностным — вплоть до раннего утра шестого мая, когда мистер Брайан Питман, турист, приехавший в Горинг на рыбалку, заметил большой темный предмет, который прибился к берегу и застрял в длинных ветках свисающих в воду кустов. Питман бросил удочку и пошел посмотреть, что там такое. По счастью, река отдала труп Адама. Мало того, в переднем кармане его мокрых брюк обнаружилась карта-пропуск в компьютерный кабинет и библиотеку колледжа Латимер. Полиция округа Темз-Велли немедленно установила личность молодого человека, а колледж поспешил снять с себя всю ответственность.
Вскрытие показало, что последний раз утопленник ел тост со смородиновым джемом, и было это не ранее чем за два часа до смерти. Уровень алкоголя в крови составлял двести сорок миллиграммов на сто миллилитров, что более чем втрое превышает предельно допустимую норму для водителей. Кроме того, Адам Роули выпил большое количество диазепама. По предположению патологоанатома, его сознание в лучшем случае было спутанным, учитывая такую комбинацию токсических веществ, а повреждения на лице и голове, в том числе ушиб в основании черепа, получены уже после смерти, пока он плыл тридцать миль по течению, влекомый темными водами реки.
Я отложила заключение следователя, чтобы посмотреть фотографии. Их было много: увеличенный портрет живого и невредимого Адама Роули, который мне показывал Гарленд, и два снимка, сделанные в том злосчастном году, который стал для парня последним (они подтвердили мое первое впечатление: погибший студент был невероятно красив). Далее шли фотографии на речном берегу: на них я увидела совсем другого Адама Роули — раздувшегося и бледного, на лбу и подбородке бескровные царапины, кисти рук сморщились и набухли, верхний слой кожи местами отделился. Бегло взглянув на эти снимки, я перевернула их лицом вниз, понимая, что кофейня не место для такого просмотра.