Ученый подошел к мумиям неандертальцев и посмотрел на них со странной нежностью.
— Неужели вы не понимаете? Мы унаследовали от нашего предка ДНК. ДНК — это ископаемая картография эволюции, если угодно, ее можно сравнить с черным ящиком самолета. Какие гены имелись у кроманьонца, а до нас не дошли? Какие из них мутировали за десятки тысяч лет, а какие остались неприкосновенными? Каковы их функции? Были ли древние люди, мумии которых сохранились, заражены некими вирусами или бактериями, известными и неизвестными, способны ли эти вирусы или бактерии рассказать нам, насколько были здоровы наши предки и чем они болели, а может быть, исследуя ДНК мумий, мы могли бы открыть эти древние вирусы? Сравнивая, хромосома за хромосомой, геном современного человека с геномом кроманьонца, мы могли бы еще лучше понять великую стратегию эволюции за эти тридцать тысяч лет.
Люси — во всяком случае, сейчас — трудно было уловить все детали объяснений ученого, но она не могла не признать, что решение таких научных задач стоило труда. Однако, решив не углубляться в глобальные проблемы, она вернулась к конкретным вещам.
— Хочу поставить себя на место Евы Лутц… Вот она входит сюда, видит мумии неандертальцев. Какова была ее реакция? Что она хотела узнать на самом деле?
Фекамп положил руку на пленку, погладил зияющие раны на телах неандертальцев.
— Знаете, ее явно тянуло ко всему нездоровому, патологическому, и больше всего заинтересовала крайняя жестокость убийства. Думаю, открытие пещеры с мумиями представилось ей отличным средством вновь поставить в повестку дня одну из теорий гибели неандертальцев.
— Гипотезу об истреблении их кроманьонцами. Значит, Ева Лутц была ее сторонницей?
Фекамп кивнул, глянул на часы, потом ответил:
— Похоже. А вот я не из таких. Подобная точка зрения, на мой взгляд, недостаточно обоснованна, и, я убежден, частный случай не может служить основой для обобщений. Но будем считать, что Ева Лутц пришла сюда за потрясающим материалом для своей работы. К сожалению, больше я ничего об этом не знаю… Как я уже сказал, она тут сделала какие-то записи, сфотографировала раны, оружие, объяснив, что фотографии нужны как иллюстрации ее тезисов, что это поможет ей успешно защититься, и ушла. Эти бедняги-неандертальцы были убиты с невероятной жестокостью, очень их жалко…
— Говорила ли Ева что-нибудь о перевернутых рисунках на стене пещеры с мумиями? Упоминала ли о некоем Грегори Царно? О заключенных? О леворукости?
Фекамп покачал головой:
— Насколько помню, нет. Ох, до чего же здесь холодно! А вам не нужны фотографии для вашего расследования?
Люси с грустью взглянула на истребленное семейство. Вот вам и доказательство, что человек, как все хищники, обладает врожденным инстинктом убийства. Он появился на свет, неся в себе этот печальный груз, пронес его через века и передал нынешним поколениям.
Она обернулась к спутнику:
— Нет, спасибо.
Фекамп пошел открывать дверь, а Люси, отойдя от стола с неандертальцами, замерла в нерешительности посреди лаборатории. Она не могла позволить себе бросить след, не могла уйти отсюда без ответа. Если она уйдет ни с чем, без единой зацепки, ее расследование остановится. Подумав, посетительница вернулась к мумиям, несмотря на то что принимавшему ее хозяину лаборатории явно не терпелось скорее выйти наружу.
— Вы исследуете древние времена, вы целыми днями пытаетесь реконструировать доисторические события, так объясните мне поточнее, что все-таки произошло тогда в пещере — тридцать тысяч лет назад.
Ученый, вздохнув, подошел к настырной посетительнице:
— Простите, но я…
И в это время раздался другой голос. Женский и довольно резкий.
— Я могу вам объяснить. Но сначала хотелось бы увидеть ваше служебное удостоверение.
Женщина стояла в проеме двери, ведущей в холодную комнату. Высокая, крепкая. В очках с квадратной оправой. На ней не было стерильного костюма — только маска и перчатки. Она не спускала глаз с Арно Фекампа, который, словно защищаясь, прикрыл живот руками.
— Когда в лабораторию приходят посетители, желательно, чтобы я как минимум знала об этом.
Фекамп стиснул зубы.
— Я думал, вы на совещании, освободитесь только поздно вечером, ну и…
— У тебя не было оснований так думать, Арно.
Тот, не зная, что ответить, простоял некоторое время неподвижно, на лбу его билась тоненькая жилка. «Обращается с ним, как с собакой!» — подумала Люси. А Арно еще раз взглянул на свою собеседницу и молча вышел. Люси, стоя напротив высокой темноволосой женщины, изо всех сил старалась сохранить уверенность в себе.
— А кто вы?
— Людивина Тассен, заведующая этой лабораторией. Но вообще-то мне следовало бы спрашивать вас, а не наоборот. Кто вы такая?
— Амели Куртуа, Парижский уголовный розыск.
Тассен опустила маску и ждала, уперев руки в бедра. Властная, малосимпатичная женщина: грубые черты лица, большие, совершенно круглые карие глаза, выступающие скулы, придающие ей сходство с крокодилом. Люси, не дожидаясь обыска, достала пистолет и мобильник, открыла в нем адресную книгу, нажимая на клавиши обтянутым перчаткой пальцем.
— Мое служебное удостоверение осталось в гостинице, но вы можете проверить, правду ли я говорю, позвонив на набережную Орфевр, тридцать шесть. Попросите соединить вас с комиссаром Франком Шарко.
Момент истины. Сердце Люси готово было выскочить из груди. Но женщина отступила:
— Ладно. Уберите, пожалуйста, оружие. Что вам нужно? Конкретно.
Люси объяснила, зачем приехала в институт, они обменялись несколькими фразами, после чего настало время перейти к главному.
— Мне хотелось бы знать, что произошло тридцать тысяч лет назад в пещере на леднике Жебрулаз, потому что, на мой взгляд, это имеет прямое отношение к моему нынешнему делу.
— Хорошо, я расскажу. Только пойдемте отсюда, пока окончательно не превратились в сосульки.
Людивина Тассен предложила Люси следовать за ней. Шаг она печатала, как солдат, вот уж действительно — начальница! Арно Фекамп сидел за рабочим столом перед каким-то здоровенным аппаратом, сутулый и немножко жалкий. Люси молча посмотрела на него и, благодаря отражению в стекле, заметила, что и он глядит на нее, проходящую мимо. Его странный взгляд встревожил ее.
Две женщины направились к кабинету заведующей лабораторией.
— Ваш лаборант показал мне свой шрам, чтобы…
Люси замолчала, вдруг смутившись. А правда, зачем Арно это сделал? Непонятно… Как будто хотел таким образом что-то ей доказать. Люси продолжила:
— Похоже, на него кто-то напал в тот вечер, когда лабораторию обокрали, и нападение было серьезным.