Он посмотрел на место преступления и вздохнул. Никогда он уже не сможет пойти погулять в лес и не вспомнить при этом об убийстве. И никогда он больше не позволит своим детям играть одним, пусть даже и в собственном саду. Трагедия наложила неизгладимый отпечаток на жизнь капитана Линьяка.
— Этот спичечный коробок — просто дар небесный. Он точно принадлежал убийце, потому что жертвы пользовались зажигалкой. И он снабдил нас бесценной информацией, потому что таких спичек никогда не было в продаже: их примерно месяц назад раздавали на дискотеке в Фонтенбло в клубе «Голубая река» во время рекламной кампании. Отсюда можно сделать вывод о том, что убийца скрывается в этом городе и бывает в этом клубе.
— А разве он не мог приехать в клуб из какого-нибудь соседнего городка?
Линьяк покачал головой:
— Тогда — нет. В тот вечер дискотеку устраивали только для жителей Фонтенбло и на входе всех строго проверяли.
Шарко и Леваллуа снова переглянулись: вот неожиданная информация!
— А… а у версальцев есть что-нибудь интересное насчет этой дискотеки? Потенциальные подозреваемые?
— Пока никакие опросы населения ничего не дали. Эта рекламная акция привлекла огромное количество людей, почти всю молодежь города. Здание клуба трещало по швам — собралось больше пяти тысяч человек. И при этом единственное, полностью достоверное, чем версальцы на сегодняшний день располагают, — это ДНК убийцы. Вероятно, им придется взять образцы ДНК у некоторых молодых людей, которые бывают в этом ночном клубе и носят сорок пятый размер обуви. Но представляете, сколько времени это займет и сколько будет стоить!
— Особенно если убийца пришел туда в тот вечер первый раз…
Шарко принялся шагать из конца в конец поляны, потирая подбородок. Жандармы охотятся за призраком, чудовищем, не имевшим никакого мотива преступления, монстром, который, вполне возможно, сидит сейчас дома и выйдет наружу только тогда, когда ему снова захочется крови. Да, им известно, как он сложен, но больше ничего — ни о внешности, ни о том, что побудило его к действиям. И совершенно очевидно: никто понятия не имеет о том, что у убийцы должны быть общие черты с Грегори Царно. А между тем для того, чтобы взять в клещи неизвестного душегуба, надо воспользоваться тем, что известно об убийце Клары Энебель.
Комиссар остановился, понаблюдал немножко за тем, как птица кормит в гнезде птенчиков, и тут ему в голову совершенно неожиданно пришла сумасшедшая идея. Правда, ее проверка, скорее всего, займет весь день до вечера, но попробовать стоит. Ведь может случиться, что Ева Лутц с ее поисками, с собранным ею материалом поднесет им убийцу на блюдечке!
Шарко попытался скрыть волнение:
— Отлично, капитан, спасибо. Думаю, мы увидели все, что надо было увидеть.
На стоянке у жандармерии он распрощался с Клодом Линьяком, дал тому уйти и только тогда протянул руку Леваллуа ладонью вверх:
— Давай ключи. Я поведу машину.
Комиссар устроился на месте водителя, Жак рядом.
— Везде образцы ДНК, — проворчал он, не скрывая скепсиса, — и еще этот спичечный коробок. Тебе не кажется, что это уж слишком? Как будто преступник хочет, чтобы его поймали.
— Но ведь, может быть, так и есть! Может быть, он и впрямь показывает, где его искать, потому что сам не понимает своих действий. Знает лишь, что опасен и что это в любой момент может повториться.
— Тогда почему бы ему не сдаться жандармам?
— А кому охота доживать свои дни в тюрьме? Убийца, с одной стороны, оставляет себе шанс, с другой — как бы оправдывает себя: «Если я снова пойду убивать, это случится по вашей вине, потому что вы вовремя меня не арестовали».
Они выехали на департаментское шоссе, и Шарко свернул к Фонтенбло. Лейтенант нахмурился:
— Может, объяснишь, какую затеял игру? Что ты собираешься делать? Хочешь пойти в этот клуб и повторить все, что уже сделали ребята из Версаля? Ей-богу, у нас и без того полно дел!
— Вовсе нет. Сейчас мы оба отправимся на охоту за сокровищами. У нас огромное преимущество перед версальцами: из книги Тернэ нам известно, что общего у анонимного убийцы с Грегори Царно. Они оба не совсем нормальны, оба молодые, высокие, крепкие, и, бьюсь об заклад, оба — левши.
— Почему ты так решил?
— Мы же все время, чуть ли не с первого дня, в этом варимся. Лутц посещала в тюрьмах парней именно такого типа, пока не встретилась с Царно. Ее убили из-за того, что она изучала левшей. Тебе мало? Ладно, сейчас мы разделимся. Ты возьмешь в Фонтенбло напрокат машину до вечера и обойдешь всех врачей, какие практикуют в городе.
Лейтенант вытаращил глаза:
— Шутишь, что ли?
— Неужто я похож на шутника? Ты спрашиваешь каждого доктора, нет ли среди его пациентов высокого молодого мужчины плотного сложения, неуравновешенного и временами видящего мир перевернутым. Впрочем, может быть, этот симптом проявится чуть иначе: может быть, пациент жаловался на проблемы со зрением, на сильные головные боли… Короче, на что-то, что позволяет заподозрить галлюцинации и душевную болезнь.
— Бред какой-то! Зачем все это надо?
— У Грегори Царно, последнего, кого Лутц навестила из своего списка, наблюдались именно эти симптомы. Он иногда видел мир перевернутым. Такие периоды никогда не были у него долгими, но на то, чтобы он потерял равновесие, времени хватало. И такие периоды обычно были связаны с проявлением жестокости.
Леваллуа нахмурил брови:
— Почему ты не сказал нам об этом на совещании?
— Потому что тогда это не имело значения.
— Как это — не имело значения? Смеешься?
— Ладно, не сердись!
Лейтенант некоторое время молча смотрел на старшего коллегу, явно недовольный.
— Пусть так. Но что ты-то сам собираешься делать в Фонтенбло, пока я стану опрашивать врачей? Пить пиво?
— Если бы! Я попытаюсь погрузиться в прошлое и подойти поближе к гнезду нашей птички. Вернусь в детство убийцы в надежде, что он не только сейчас живет в Фонтенбло, но и всегда тут жил. Иными словами, я собираюсь повторить то, что делала Ева Лутц: обойду детские сады и поинтересуюсь левшами, все-таки они попадаются довольно редко.
Люси подъехала в Реймсе к родильному дому, и сердце у нее сжалось: все родильные дома на свете похожи один на другой. Несмотря на то что здание с одинаковыми окнами и бетонными стенами выглядит сурово, женщины и мужчины, которые входят сюда, выходят отсюда мамами и папами, более уверенными в себе, гордыми, счастливыми. Из сочетания их хромосом получается дитя, и невероятная алхимия, которая сопутствует рождению человека, навсегда их изменяет.
Она вспомнила, как было у нее самой. Уже девять лет прошло… Многие события того времени почти стерлись из памяти, но только не те, которые были связаны с появлением на свет ее близняшек. Люси вспомнила, как испугалась мать, когда у нее посреди ночи начали отходить воды. Вспомнила, как в жуткую грозу они ехали в больницу, как она поступила в руки врачей. Ей слышались попискивания аппаратуры в минуты, которые предшествовали родам, она видела склоненное к ней лицо мамы, помнила, как искала рукой руку матери, когда боль становилась нестерпимой и люди в белых халатах суетились вокруг ее раздутого живота. Акушерка, медсестра, нянечка, доктор… Клара появилась на свет первой, Люси и сейчас слышала, как она закричала, расправляя легкие. Она вспомнила, как расплакалась, когда акушерка положила с двух сторон от ее груди двух одинаковых девчушек, еще липких, смуглых, даже каких-то зеленоватых. И почти сразу же подошла медсестра с двумя маленькими браслетиками, на которых были написаны имена, и спросила, которая из ее девочек Клара. Люси посмотрела на ту, что лежала слева, ту, что первой покинула материнскую утробу.