Нет, не стоит разочаровываться, надо рыть дальше в этом направлении, сказал себе Шарко. В худшем случае версальские сыщики могли бы проверить ДНК всех этих людей и сравнить с ДНК преступника. Некоторые особо сложные дела после того, как сделана более или менее грубая прикидка, требуют массовой проверки ДНК, и пусть это дорого — истина дороже.
Все детские сады, в которых он побывал, снаружи были разными, но одинаковыми внутри. И их архивы — тоже. Бережно сохраненные, аккуратно сложенные в конверты, вполне доступные карточки. Вот тут Министерство национального образования сработало как надо. Время шло, Шарко тасовал карточки, сколько было возможно — одни оставлял в конверте, другие откладывал в сторону, чтобы отксерить, но на самом деле не встретилось пока ничего такого, что бы сразу бросилось ему в глаза. Он надеялся на интуицию, надеялся, что мгновенно отреагирует, попадись ему то самое лицо, как будто выключатель в мозгу повернется, но нет, ничего, абсолютно ничего не включалось. Эти ребятишки были слишком малы, и мордочки у них были похожи: у всех толстые щеки и веселые глазки. Ну и как найти среди таких убийцу? Правильно сказал тогда Леваллуа: генетический отпечаток не ставят у нас на лбу.
Он остановился выпить двойного кофе — пора было подзарядиться. Позвонил младшему коллеге, выяснил, что тот тоже ничего пока не нашел, проглотил бутерброд и, вернувшись в машину, разрешил себе полчасика вздремнуть. Ровно через тридцать минут проснулся и тронулся в путь. Язык у него еле ворочался во рту.
Предпоследний, шестой по счету детский сад назывался «Победа». Шарко подумал: «А вдруг это доброе предзнаменование?» — вздохнул и подошел к калитке. Домофон, директриса, объяснения, архив… Порядок действий он уже выучил наизусть, и что греха таить — этот порядок действий начал его раздражать.
Снова перед ним мелькали годы, снова ложились стопкой в стороне карточки. Шарко казалось, что такая точность распределения левшей в природе граничит с чудом: ведь всякий раз после сортировки у него в руках оставалось примерно одинаковое количество карточек. Максимум двое левшей на группу из двадцати ребятишек, настолько точно, настолько предсказуемо, будто сама природа набирала эти группы для детских садов. Он вспомнил, что говорила ему директриса Центра приматологии, вспомнил данные из диссертации Евы Лутц: несколько сот, несколько тысяч лет назад левшей в человеческой популяции было куда больше, чем в наши дни.
Опять имена, опять лица… Он почти на автомате пролистывал картонные листки, изредка откладывая один в сторону, и вдруг его сердце словно бы пропустило удар, прежде чем забиться вновь.
И дрожащими пальцами он взял только что отложенную карточку.
Девяносто второй год. Ребенок родился в восемьдесят восьмом. Сейчас ему двадцать два года.
Его зовут Феликс Ламбер. Левша. Светлый шатен, глаза голубые, кожа смугловатая, довольно высокий, хотя на групповой фотографии есть мальчики и повыше. На первый взгляд ничего особенного, комиссару уже попадались сегодня ребята такого типа.
И если бы не запись от руки в графе «Примечания», он не стал бы вынимать эту карточку из стопки отложенных.
Но в этой графе было написано крупно, печатными буквами:
НЕ ДАВАТЬ МОЛОЧНЫХ ПРОДУКТОВ! НЕПЕРЕНОСИМОСТЬ ЛАКТОЗЫ!
Грегори Царно тоже не переносил лактозы.
Шарко сверлил взглядом мальчишку, который во весь рот улыбался ему с фотографии, ткнул пальцем в ангельское личико.
Полицейский был почти уверен, что перед ним будущий убийца парочки любителей лесных прогулок. Обладатель того самого генетического отпечатка, который Стефан Тернэ так ловко спрятал на страницах своей книги за выстроенными в бесконечные и на вид вполне безобидные цепочки букв А, Г, Т, Ц.
Продолжать возню с карточками дальше не было смысла, комиссар поблагодарил директрису, позвонил Леваллуа, сказал тому, чтобы и он немедленно заканчивал поиски, распрощался с директрисой и разве что не бежал из детского сада. Он успел на городскую почту перед самым закрытием, и пять минут спустя уже листал телефонный справочник Фонтенбло. В справочнике оказалось два Ламбера: Феликс и Бертран. Номер телефона один и тот же, наверное, отец и сын.
Он подобрал Леваллуа у пункта проката машин, и они рванули по найденному Шарко в справочнике адресу.
В конце пути их поджидал убийца.
Судя по информации, полученной в справочном бюро, первая жена Стефана Тернэ, Гаэль Лекупе, жила в Гувьё, маленьком тихом городишке, неподалеку от Шантийи. Под Парижем Люси застряла в пробке, и день уже клонился к вечеру, когда она проезжала замок, ипподром и поля для гольфа Шантийи. Еще несколько километров, и она наконец припарковалась на покрытой гравием аллее виллы, стоявшей чуть в стороне от дороги. Машину она поставила прямо за «ауди» и «мерседесом»-кабриолетом.
Седоватый мужчина, подстригавший розовые кусты, увидев Люси, направился к ней. Люси показала свою фальшивку, представилась и объяснила, что ей хотелось бы встретиться с мадам Лекупе и это связано с одним эпизодом из жизни первого мужа мадам Лекупе. Мужчина молча показал на дом. Поскольку он ничего не сказал и ни о чем не спросил, Люси решила, во-первых, что ни он, ни его жена, скорее всего, еще не знают о смерти Тернэ, а во-вторых, что ребята с набережной Орфевр пока не копнули так глубоко. Сотрудники уголовного розыска не сочли первостепенно важным допрос женщины, которая целых двадцать пять лет назад была женой человека, убитого с особой жестокостью, убитого садистом, разделавшимся до того с молодой исследовательницей.
Хозяйку дома и добрый десяток кошек всех пород и размеров Люси обнаружила на просторной, увитой плющом и диким виноградом веранде. Кошки вертелись у ног хозяйки, громко мурлыча, а она крошила им крекеры в молоко, разлитое по плошкам.
— Дорогая, к тебе тут дама из полиции, — сказал седой мужчина. — Хочет поговорить о Стефане Тернэ…
Гаэль Лекупе прервала свое занятие и удивленно уставилась на Люси. Первая жена Тернэ оказалась высокой, стройной дамой, красивой, ненакрашенной, одетой в старые джинсы и майку, контрастировавшие с ее роскошным домом. Длинные ухоженные седые волосы свободно падали на хрупкие плечи. Мадам Лекупе положила коробку с кошачьим кормом на стол, вытерла салфеткой пальцы, подошла к Люси и, прежде чем пожать ей руку, взглядом попросила мужа удалиться. Тот, явно обеспокоенный неожиданным визитом, все же повиновался и вернулся к своим розам. Гаэль заперла стеклянную дверь, закрыв кошек на веранде, и спросила у Люси:
— У моего бывшего мужа какие-то неприятности?
Люси рассказала, как был убит Тернэ, не утаив ни единой детали. Ей хотелось, чтобы собеседница сразу почувствовала весь ужас случившегося, а для этого следовало прибегнуть к радикальным средствам.
Цели она достигла. Потрясенная Гаэль упала на стул посреди гостиной и закрыла лицо руками.
— Боже, какой кошмар! Убит… Как дико такое слышать!
Амели Куртуа, стоя напротив, быстро смерила ее взглядом. Так, новость для пожилой дамы — действительно как удар обухом по голове, в таком случае лучше не ходить вокруг да около, а начать сразу с одного из главных вопросов: