Но… у нее ведь есть кое-что получше — шприцы! Десять миллилитров инсулина, введенные одномоментно, через несколько секунд вызовут головокружение и, если повезет, диабетическую кому…
А после этого нужно будет бежать не оглядываясь, собрав все силы и используя резервы адреналина на полную мощность. В каком круге ада она окажется, покинув эту клетушку? Наверняка поблизости нет никаких примет цивилизации… Усилия, которые потребуются для бега, сожгут запасы сахара — основного «топлива» для организма, съеденного оголодавшими мускулами… К тому же сейчас, должно быть, ночь. Как же ориентироваться?.. Без помощи и без своего спасительного лекарства она очень скоро выдохнется. Потом начнет туманиться зрение, по телу все чаще будет пробегать озноб… потом потеря сознания и… кома.
Из предосторожности она поместила два шприца прямо под футболку. Единственный залог ее спасения…
Оставалось шесть миллилитров. Будет чем вырубить старуху на долгое время…
Элеонора затаила дыхание и прислушалась. Глухой гул прекратился. Блик лампочки на стене теперь казался проблеском зимнего солнца сквозь заледеневшее окно.
«Она закончила работу, — вздрогнув, подумала Элеонора. — И теперь она придет за мной. Наверно, она услышала стук в дверь, разозлилась и идет сюда!»
Элеонора забилась в угол, скорчившись изо всех сил. В руке она крепко держала три шприца. Стальные острия готовы были вонзиться в первый же незащищенный участок плоти.
Когда она войдет, то первым делом посмотрит на пол и увидит тебя, маленькая идиотка!
Элеонора бросилась обратно на матрас. Может быть, если она будет покорной и послушной, если не будет противоречить… Нет, нет! Она вскочила, потом снова села. Не сопротивляться. Действовать! Не сопротивляться. Действовать! Попытаться рискнуть. Умереть.
Из-за этих противоречивых голосов в голове ей казалось, что она сходит с ума. Она на четвереньках подползла к своей свернутой куртке, потянула ее за рукав и, раскрутив, обрушила на лампочку под потолком, которая разлетелась на мелкие осколки. Все вокруг погрузилось в непроглядную темноту, обостряющую все первобытные инстинкты, которые заставляют человеческое существо цепляться за жизнь.
Ощупью, с трудом сдерживая слезы, Элеонора — тень во тьме, — пробралась вдоль стены, по дороге наступив в лужу собственной мочи, и замерла у двери.
Готовая любой ценой удлинить остававшиеся ей сорок часов жизни…
Ночное дежурство в комиссариате напоминало кардиограмму человека с сильным приступом аритмии, которого пытаются реанимировать с помощью электрошока: точно такое же чередование горизонтальных линий и острых пиков, по которым Люси Энебель вынуждена была карабкаться в период бодрствования — точнее, полудремы — на боевом посту. Несмотря на напряженные события последних нескольких часов, ее одолевал сон. При каждом телефонном звонке или скрипе двери она вздрагивала и резко выпрямлялась на стуле, даже не успев открыть глаза и стряхнуть обрывки бессвязных кошмарных снов. Ей снились волчьи морды, пальцы без кожи, застывшая улыбка на лице мертвой девочки…
Двое молодых людей, явившихся с жалобой на ограбление квартиры, должно быть, приняли ее за зомби или сбежавшую пациентку психушки, одурманенную альдолем. Или за человекообразный экскаватор — так широко она зевала.
Оставалось продержаться еще три часа, а потом можно будет наконец-то нырнуть в постель. Больше десяти тысяч секунд. Как всякий природный рефлекс, потребность в сне, будучи неудовлетворенной, превращается в одержимость. К счастью, близняшек на весь день забрала к себе мать Люси, чтобы дочери после дежурства хватило времени на подзарядку внутренних батареек.
Перед глазами у нее мерцали разноцветные круги. Накануне своего отъезда, уже поздно ночью, комиссар сообщил ей, что Элеонора Леклерк, больная диабетом девочка из небогатой семьи, пропала вчера вечером. Разумеется, сразу же возникла версия, что речь идет о похищении и, более того, совершил его тот же человек, который несколько дней назад похитил Мелоди Кюнар. Но Люси испытывала некоторые сомнения на этот счет. Положение тела малышки Кюнар, придающее убийству отчетливо ритуальный характер, вплоть до того, что жестокость исполнения маскировалась фирменной улыбкой куклы «Бьюти Итон» (Колен узнал, что бежевый халат действительно принадлежал девочке, но красную ленту убийца припас заранее), — все это явно свидетельствовало об извращенном, но в то же время изворотливом уме преступника, таящегося где-то в густых туманах Дюнкерка…
О чем думал убийца, сжимая это хрупкое горло?.. Почему так тщательно расчесывал жертве волосы, почему так долго оставался рядом с мертвым телом, сохраняя полную бесстрастность, в то время как его деньги бесследно растворились в ночи?.. Или последние судорожные вздохи девочки вызывали у него сексуальное возбуждение?..
Он явно преследовал какую-то цель, хотел воплотить в жизнь какую-то свою фантазию… Этим объясняется и одежда, и посмертный вид девочки… Может быть, и запах кожи — тоже какой-то особый знак… Запахи и цвета способны усилить работу болезненного воображения, помочь в создании своей вымышленной вселенной… Потом он… перешел к действию. Может быть, деньги были всего лишь бессознательным предлогом для похищения — просто средством для того, чтобы сделать решающий шаг?.. А теперь, уже переступив черту, он превратился из человека в жаждущего крови зверя… потому и начал снова…
Но Люси очень быстро отвергла эти бредовые идеи. Снова, в который раз. она оказалась во власти вымышленных, литературных схем, прочно застрявших в ее памяти после тонн криминального чтива. Ее обостренная страсть к серийным убийцам со временем переросла в настоящий культ: Эдмунд Кемпер, Ричард Рамирес, Тед Банди были ее мрачными идолами. Как могла она находить что-то… завораживающее в таких отвратительных существах?..
Головная боль все усиливалась. Люси достала из кармана упаковку аспирина и бросила две быстрорастворимые таблетки в стакан с водой. Заодно она вытряхнула на стол все прочее содержимое карманов: обертки от жевательной резинки, проездные билеты, записную книжку с загнутыми листками, остаток шоколадной плитки, зеркальце…
Не удержавшись, она бросила взгляд на свое отражение. Отекшие глаза, осунувшееся лицо, обтянутые скулы… Украдкой покосившись на дежурных охранников, чтобы убедиться, что никто на нее не смотрит, Люси ощупала грудь. После того как она перестала кормить близняшек, грудь довольно быстро вернулась к прежнему скромному размеру 85В — в отличие от задницы, которая явно не собиралась сдаваться так быстро.
Можно было подумать, что туда автоматически перетекли все килограммы, сброшенные с верхней части тела.
Резким взмахом руки Люси оттолкнула зеркальце в самый дальний конец стойки. С такой физиономией и расплывшейся после родов фигурой ей нечего и думать о том, чтобы понравиться мужчинам и удовлетворить свой сексуальный аппетит, который в последнее время нарастал.
Ты все время сидишь взаперти, ты света божьего не видишь со своими младенцами — как же ты рассчитываешь встретить свое счастье? Если так и дальше будет продолжаться, тебе в конце концов придется пойти в монашки!