Жюли нравится, как он смотрит на нее, усаживаясь напротив. Без халата он кажется совершенно другим человеком. Незнакомец из тех, с кем можно встретиться на шикарных вечеринках, кто уведет тебя в отдельную комнату, чтобы поговорить о живописи или литературе.
— Простите, что немного опоздал. Бре-Дюн — это еще дальше, чем Бетюн.
Они обмениваются какими-то банальностями, естественными для двух людей, которые еще не нашли точек соприкосновения. Люк заказывает аперитив.
— Вы будете просто газировку? — удивляется Жюли.
— Нет в мире совершенства. Я уже много лет не пью спиртного.
— У меня тоже был период, когда я пила всякую ерунду. Правда, это было не так уж давно…
Она ждет, что он заинтересуется, попросит ее продолжать, но он спрашивает, как ей нравится ресторан, что она думает о Лилле, рассказывает о других ресторанах, где тоже можно вкусно поесть. Поверхностный разговор. Жюли чувствует себя все более неловко. Можно подумать, что Люк надел на свои мысли смирительную рубашку, что он скрывает свои переживания. Жюли делает глубокий вдох.
— Уж и не знаю, насколько хороша была эта идея со свиданием. Послушайте, Люк, вы женаты, и…
— Моя жена умерла четыре года назад.
Слова обрушились внезапно, словно брошенный сверху камень.
— О, простите.
— Вам не за что извиняться.
Мучительное молчание. Люк прокашливается, потом Жюли уходит в дамскую комнату. Они сидят за одним столом, но они не вместе. К счастью, приносят бокалы. Люк берет свою газировку, они чокаются.
— Жюли, я боюсь показаться неловким, но мне хотелось бы кое о чем вас попросить.
Она смотрит на него, потягивая мартини, потом медленно кивает.
— Никогда не задавайте мне вопросов о моей семье, хорошо? О чем угодно, но не о семье. Все это в прошлом и похоронено.
Ощущение, словно их обоих накрыл свинцовый колпак. Жюли улыбается, но губы онемели, и она бессмысленно гоняет соломинкой оливку по бокалу.
— Наверное, не совсем похоронено, если вы не хотите говорить об этом. Может быть, лучше будет поболтать о работе.
Люк одним глотком допивает свою газированную воду. Ему так хочется обнять эту маленькую женщину, прижать ее к себе, но ничего не получается. Очень трудно. В глубине души он понимает, что она права. Что ему нечем поделиться с ней, кроме описания своей работы в клинике, своих пациентов. Дело в том, что уже много лет его жизнь ограничивается несколькими квадратными метрами кабинета.
Теперь они снова обмениваются банальностями. На первое место выходят больница, нищета. Такое впечатление, что двое ожесточившихся коллег не успевают наговориться друг с другом за день. Жюли старается выглядеть довольной, но не перестает задавать себе вопросы. Этот человек много страдал, с него заживо содрали кожу и облили кислотой. Совершенно очевидно, что он относится к людям, сломленным личной драмой.
Приносят вкусную еду. Люк наполняет бокалы. Себе — воду, ей — вино. Под действием спиртного Жюли позволяет себе расслабиться, ей бы хотелось, чтобы Люк последовал за ней, чтобы все барьеры наконец рухнули.
— Люк, у вас какой-то отсутствующий взгляд… Что-то не в порядке?
— Простите. Я…
Он встряхивает головой и продолжает:
— Дело в том, что я думаю об одной больной. Обычно в это время я нахожусь с ней — то есть прослушиваю записи наших с ней разговоров.
Жюли тихонько вздыхает. Она притворяется, будто ей интересны его рассказы, но на самом деле меньше всего на свете она хотела бы говорить об этом в таком месте.
— О больной?
— Да. Молодая женщина, ей двадцать пять. Я наблюдаю ее уже год у себя в Бре-Дюн. Очень сложный случай…
Тяжелый голос, медленная речь. Жюли чувствует, что он отвлекается. Он не знает, как спасти это свидание от верного фиаско.
— А вы еще и частный психиатр?
— Этой практикой занимался мой отец. И я тоже — по понедельникам, иногда по субботам. Но я собираюсь бросить это дело. Закончу с последними больными и целиком посвящу себя клинике.
— Почему? Никогда не слышала, чтобы кто-то отказывался от частной практики ради работы в больнице. Не самое лучшее место.
— Мне там хорошо.
— Потому что там вы постоянно прячетесь за своим халатом, даже когда идете обедать? Что случилось с настоящим Люком Грэхемом? С тем, который сидит сейчас передо мной?
Он неуверенно улыбается. На сердце у него совсем не весело.
— Кто меня спрашивает — сотрудница социальной службы?
— А мне отвечает психиатр? Расскажите про вашу больную… Про ту молодую женщину, которая ухитрилась вклиниться между вами и мной в этом дивном месте. Наверное, она очень много значит для вас.
— Да, много…
Люк машинально обводит пальцем край бокала.
— Я двадцать лет занимаюсь этой профессией, я стараюсь разобраться в психиатрии. И тут появляется эта больная, и на первом же сеансе у меня вырываются слова, которые с точностью передают то, что я пытался найти всю жизнь.
— Люк, вы меня интригуете.
— Вы помните «Маппет-шоу»? Была такая детская передача в восьмидесятых.
— Ну конечно… Я тогда была девчонкой-подростком.
— Там был лягушонок Кермит, так он все время повторял: «Не так-то просто быть зеленым». Вот эта фраза совершенно естественным образом всплыла у меня в памяти, когда я пообщался с моей пациенткой. Лягушка зеленая, а она больная — и она ничего с этим поделать не может.
Он сжимает бокал, вцепляется в него, как в спасательный круг. Жюли хотела бы взять его за руку, но не решается. Люк идет ко дну, как выбившийся из сил пловец.
— Два года назад я столкнулся с деликатной ситуацией. Когда я вижу свою пациентку из Бре-Дюн, я словно бы переживаю тот случай, но на самом деле они очень разные. Всегда, во всем…
Он резко поворачивается и говорит:
— Надеюсь, что десерт вам тоже понравится. Я до сих пор голоден как волк. А вы?
Жюли улыбается из вежливости. Люк Грэхем снова отклонился от интересующей его темы и положил еще один кирпич в стену, за которой скрыта его личная жизнь.
Время проходит впустую, бессмысленно. Разговор двух глухих за изысканной трапезой, которая в данных обстоятельствах полностью утрачивает вкус. Час спустя они стоят перед парковкой у театра «Севастополь» и прощаются. Стало холодно. Люк поднял воротник плаща, в руке у него зонт, он смотрит в небо. Потом опускает глаза на лицо Жюли, которая нервно ищет в сумочке ключи от машины. Психиатр хватает ее за запястье:
— Может быть, есть другое решение.
— Решение чего?
Он осторожно наклоняется к губам Жюли и целует ее. Потом немного отстраняется.