Слава богу, он остался совсем один. Теперь можно, уставившись в пустоту, думать, думать, думать. Представлять себе их, пятерых, штабель из покойников… У одного содрана кожа — не везде, кое-где — почему? Зачем с ним обошлись иначе, чем с другими? А кожу содрали — до или после смерти? Вопросы, неизбежно возникающие, когда начинаешь разбираться в том, как все произошло, роились у него в голове. Были ли жертвы знакомы между собой? Встречались ли они раньше со своим палачом? Все ли умерли в одно время? При каких обстоятельствах?
Шарко почувствовал дрожь, которая всегда охватывала его в начале расследования — в это время возбуждаешься сильнее, чем когда-либо, и чувствуешь все куда более остро. Здесь разило смертью, бульдозерным горючим, сыростью, но он поймал себя на том, что ему все еще нравятся эти тошнотворные запахи — надо же! В былые времена тьма и такой вот адреналин действовали на него буквально как наркотик. И не сосчитать было случаев, когда он возвращался чуть не к утру и видел, что Сюзанна уснула, свернувшись на диване калачиком, вся в слезах…
Франк ненавидел это свое прошлое, но ровно с такой же силой тосковал о нем.
Чуть подальше он заметил лестницу, прислоненную к стене траншеи, и смог легко по ней подняться. Метрах в тридцати от стройплощадки проходила асфальтированная дорога. Наверняка убийцы воспользовались ею, чтобы доставить сюда тела. Руанская полиция, должно быть, уже начала опрашивать всех тут поблизости — персонал завода или кого-то еще в этом роде, так, на всякий случай… Хм, судя по виду местности, коллеги, скорее всего, останутся ни с чем.
Подальше, на берегу Сены, сидел, прижав мобильник к уху, Люка Пуарье. Небось жене звонит — предупреждает, что может поздно вернуться. Скоро он ей даже и звонить насчет такого не будет: поздние возвращения и долгие отсутствия станут частью его ремесла. А еще позже, годы спустя, он поймет, подводя итоги, что при этой работе нужно сразу учиться жить одному со своими демонами, выпивать за жалкой оцинкованной стойкой и срывать на ком-нибудь зло, когда уже невмоготу. Шарко вздохнул и показал руанцу знаком, что собирается ехать. Тот закончил разговор и подбежал к комиссару.
— А скажете — насчет зубов-то? Как вы догадались?
— Увидел. Вы что, забыли? Сами же сказали: я — профайлер!
— Смеетесь надо мной, комиссар…
Шарко улыбнулся мальчишке от всего сердца. Ему нравилась наивность этих ребятишек, нравилось простодушие, доказывавшее, что живет в них еще какая-то чистота, какой-то свет, которых не найти во все повидавших стариках — таких стреляных воробьях, как он сам.
— Преступник раздел убитых и захоронил их в рыхлой влажной земле, поблизости от воды, именно затем, чтобы ускорить разложение. Несмотря на то что место уединенное, непригодное для застройки, он опасался, что тела будут найдены, потому зарыл их так глубоко. Ну а коли уж он соблюдал все эти меры предосторожности, он просто не мог оставить трупы опознаваемыми. Специалисты сейчас способны снять отпечатки пальцев даже у мумифицированных трупов, убийца, возможно, знал об этом, вот и перестраховался: без зубов и без кистей рук жертвы так и останутся анонимными.
— Не обязательно и не совсем анонимными! Даже из такого скудного биоматериала можно выделить ДНК.
— О, ДНК!.. Да-да, на это всегда можно надеяться.
Они сели в машину, Шарко включил зажигание и тронулся с места.
— Кому мне надо позвонить насчет номера? Помню, что уже говорил об этом, но повторяю еще раз: я хочу большой номер и непременно с ванной.
Людовик Сенешаль жил за ипподромом Марк-ан-Барёля, неприметного городка, притулившегося к Лиллю. Тихая улочка, кирпичный дом «в современном стиле», маленький садик — такой, чтобы не проводить всю субботу за стрижкой газона. Люси с улыбкой взглянула на окно второго этажа. Там, в чистенькой спаленке, они первый раз любили друг друга. Обычное дело для тех, кого сводит сайт знакомств, комплект деталей для сборки… Сначала встречаешься потехи ради, потом по-настоящему, потом ложишься в постель, а потом… потом посмотрим.
Она посмотрела. Людовик был хорош во всех отношениях: серьезный, внимательный, обладающий множеством других достоинств, но ему не хватало блеска, элегантности, да просто — выправки. А откуда? Если живешь, как столетний дед, если никаких удовольствий, кроме кино: день проходит за сводками социального страхования, вечером — фильмы, а назавтра все сначала… Да если к тому же у тебя явная тенденция предаваться мрачным мыслям, хандрить… Люси было очень трудно вообразить Сенешаля отцом своих близняшек, человеком, который стал бы подбадривать девочек на танцевальных конкурсах или кататься с ними на велосипеде.
Она вставила ключ в замочную скважину и только тут заметила: дверь-то открыта. Легко догадаться: Людовик впал в такую панику, что бросил все как есть. Она вошла, заперла за собой дверь. Внутри было просторно, обстановка в том же стиле, что и дом: современная. Именно такого пространства не хватало ей и ее дочерям. Но может быть, когда-нибудь…
Надо вспомнить дорогу в подвал. Киносеансы с пивом и поп-корном, подсушенным в микроволновке, это нечто незабываемое, вневременное.
Проходя через холл, она видела перевернутые стулья, разбитые вазы и очень ясно представляла себе: вот, перед тем как позвонить ей, совершенно слепой Людовик ощупью поднимается по лестнице, вот он идет, натыкаясь на все, что попадается на пути…
Люси сбежала по ступенькам и оказалась в «карманном кинотеатре». С прошлого года ничего не изменилось, все осталось на местах. Стены по-прежнему обиты толстой красной тканью, запах старых ковров, атмосфера семидесятых… Во всем этом было свое очарование. В белом луче проектора мерцал этот его знаменитый экран из специальной ткани с микросферами.
Она толкнула дверь крошечной проекционной. Там все еще горела мощная ксеноновая лампа и было жарко, будто в печке. Казалось, все пространство заполнено стрекотом, приемная бобина крутилась впустую, в воздухе болтался свисающий кончик пленки. Люси, долго не раздумывая, ткнула пальцем в большую красную кнопку на блоке питания, мастодонте весом не меньше шестидесяти кило. Стрекот наконец прекратился.
Тогда она нажала на выключатель, и замигала неоновая лампочка. Стало видно, что в комнатке ужасный беспорядок, повсюду валяются пустые бобины, магнитофоны, афиши… Организованный бардак — вполне в стиле Людовика. Она попыталась вспомнить, как заряжают проектор, чтобы посмотреть фильм. Так, прежде всего надо поменять местами передающую и приемную бобины, закрепив каждую скобочкой на оси соответствующего барабана, потом проверить, совпадают ли перфорации пленки с зубчиками передающего устройства, и только тогда можно нажать на пуск… Кнопок перед ней оказалось чересчур много, так что простая на первый взгляд задача осложнилась, но все-таки ей повезло, она справилась, запустила машину — и вот уже магия света и человеческого глаза превращает последовательность малюсеньких разрозненных кадриков в плавное движение.
И рождается кино.