Следует пауза. Анечка, не вешая трубку домофона, подходит к окну и осторожно выглядывает, чтобы оценить обстановку. Константинов — кто же еще? — задирает голову и молча смотрит вверх. Вернувшись к двери, Анечка Ли все же спрашивает в трубку:
— Ты один или охрана где-то тут прячется?
— Ну за кого ты меня принимаешь, в самом деле?
— За того, кто ты есть. Что ты делаешь в Нью-Йорке?
— У нас роуд-шоу. Как и в Лондоне. Но я прогуливаю. Впусти меня.
Еще чуть помедлив, Анечка отпирает ему подъезд и идет за халатом. Константинов, взобравшись на четвертый этаж, делает вид, что совсем не запыхался.
— Я рад тебя видеть, — говорит он.
— А я тебя — не очень. Зачем ты пришел? — Она стоит, прислонившись к дверному косяку, и не предлагает ему сесть.
— Рассказать кое-что. Ты ведь теперь знаешь, что это не я украл скрипку?
— Да, Фонтейн рассказал, как все случилось. — Она раздраженно отбрасывает прядь волос с лица. — Но это ничего не меняет. Для нас, я имею в виду.
— Почему? Я как раз думал, что это меняет абсолютно все. Я не мстил твоему Бобу. Я хочу его найти, как и ты.
— Ты мстил мне. Я не хочу больше отчитываться перед тобой.
— Я не прошу отчета. Если хочешь свободы, это легко устроить. Но не бросай меня. Пока тебя не было рядом, я понял, что без тебя не могу. Ну и я… в общем, скрипка теперь у меня. Как только найдется твой Боб, я ее верну. И если ты захочешь с ним встречаться — хорошо, только сделай так, чтобы я об этом не знал.
— Это будет трудно. У тебя везде камеры и шпионы. Ты и здесь меня выследил.
— Мне плохо без тебя.
Голос Константинова звучит так потерянно, что Анечка помимо воли чувствует жалость к этому большому человеку, совсем, наверное, не привыкшему просить и унижаться. Хотя кто его знает, мелькает тут же злая мысль: когда он ездит, как они говорят, «за стенку», не ползает ли он там на коленях перед кем-то еще более важным?
— Леша, чего ты хочешь?
— Хочу… отдать тебе эту чертову скрипку. Делай с ней что хочешь, только… прости меня, вернись ко мне.
Капельки пота выступили на лбу у банкира. Он смахивает их рукавом — эта сцена явно тяжело ему дается.
— Где ты взял скрипку? Убил мистера Лэма?
— Это не понадобилось. Можно я как-нибудь потом расскажу подробности?
— Если ты хочешь ее мне отдать, почему не принес сюда?
— Если честно, я надеялся заманить тебя к себе, — признается Константинов.
— Я не хочу ехать к тебе без Тома.
— Твоего этого итальянца? Он здорово дерется. Но драться сейчас не с кем.
— Он мог бы дать тебе по морде. Твои охранники его чуть не изуродовали.
— Непонятно, зачем он полез с ними в драку. Мы на одной стороне, просто он мешал мне делать то, для чего у меня намного больше возможностей. Поедем ко мне; я клянусь, что отдам скрипку и отпущу тебя на все четыре стороны. Только позавтракаем вместе. А потом ты сама решишь, что тебе делать.
А в самом деле, чем ей это грозит? Вряд ли в «Фор Сизонс», где Константинов всегда останавливался в Нью-Йорке, ее сейчас скрутят, упакуют в чемодан и отправят в Москву. Если вдуматься, он не сделал ей ничего плохого — ну, надел на ногу спутниковый браслет на пару месяцев, но ведь не противился, когда она его сняла, — просто дал понять, что ее неверность сделала ему больно. Анечка привыкла к Константинову; еще недавно он внушал ей уверенность и, может быть, еще какое-то уютное, не слишком сильное чувство. Она смотрит на него, машинально наматывая волосы на палец, и уже знает, что согласится с ним поехать. Хотя бы потому, что он не нужен ни ей, ни Бобу в качестве врага.
— Хорошо, поехали. Позавтракаем, и мне надо будет вернуться. Том с ума сойдет, если узнает, что ты приходил. И что я с тобой поехала.
— Ну да, он, наверно, считает, что я сам сатана.
Константинова явно интересует, спит ли она с Молинари, но он не решается задавать наводящие вопросы, чтобы не спугнуть ее. А Анечка, приняв решение, уже не хочет, чтобы Молинари застал их в квартире. В спальне она скидывает халат, стаскивает ночную рубашку, быстро облачается в одно из своих шелковых платьев, на этот раз голубое в горошек, наскоро причесывается, подкрашивает глаза, подхватывает сумочку — и вот она готова к завтраку в «Фор Сизонс».
Они с Константиновым как раз входят в холл гостиницы, когда Молинари возвращается домой из кондитерской, где завтракал со Штарком.
* * *
— Никогда бы не подумал, что ты такой сладкоежка, — замечает Штарк, глядя, как Молинари заглатывает банановый пудинг.
Кондитерская на Бликер-стрит — не самый очевидный выбор для брутального самца в тяжелых ботинках. Прежде чем идти сюда, Иван вычитал в Интернете, что «Магнолию» показывали в «Сексе в большом городе».
— Я служил в морской пехоте, — отвечает Молинари. — Знаешь, как в армии хочется сладкого?
Штарк не знает: с таким зрением его, конечно, признали негодным к военной службе.
— Ты жрешь, как будто вчера демобилизовался. Или вышел из тюрьмы.
— И ты ешь, не стесняйся, здесь очень вкусно.
Штарк откусывает от своего кекса: слишком приторно, приходится поспешно вливать в себя чай.
— Нет, это только для морских пехотинцев, — качает он головой. — Ладно. Что бы ты делал дальше?
— Я бы заказал для нас и мистера Лэма столик в Blue Note. Потом позвонил бы ему и пригласил сходить с нами в четверг послушать блюз из дельты… как там эта река называется?
— Нева, Том. Нам с тобой надо съездить в Россию. Тебе понравится. И сладкие пирожные там тоже есть.
— Ты же сбежал оттуда?
— Это ненадолго. Слушай, а что ты вообще знаешь про этого Лэма?
— Почти ничего. В Интернете очень мало упоминаний. Я спрашивал у одного знакомого торговца антиквариатом, — вроде бы он коллекционирует инструменты и выдает их музыкантам на время, поиграть. В порядке благотворительности. Но другие коллекционеры про него мало знают, он держится особняком, а инструменты покупает в основном на аукционах.
— У него какое-то сатанинское имечко. Эбдон, Абаддон…
— Да уж, — смеется Молинари. — Ну и воображение у тебя. Просто имя. Не думай об этом. Остался последний шаг — уговорить этого Эбдона встретиться с Ивановым и все уладить. Тогда даже ты не сможешь отрицать, что мы отработали на все сто процентов. И наконец позволишь мне взять у клиента деньги, которые он и так давно бы заплатил.
— Уговорить, думаю, будет нетрудно, — говорит Штарк задумчиво. — Можно просто честно рассказать ему, что мы работаем на страховую компанию и что она примет риск, только если все будет чисто, в том числе будет достигнуто соглашение с Ивановым, вторым законным владельцем. Например, он получит скрипку в пожизненное пользование.