Он посмотрел на солнце – или то, что замещало солнце в этом странном, реальном и одновременно выдуманном мире. Оно почти уже закатилось. Теперь на его месте был лишь красноватый, опадающий за горизонт шар. С другой стороны – немного наискось – выползала бледная и томная луна. Мефодий неосознанно попытался сдвинуть ее глазами, как некогда двигал лунное отражение, но луна насмешливо осталась на месте.
Мефодий вновь встал к порогу, на котором уже лежал Депресняк. Хвост кота чуть заметно подрагивал. Внимательный глаз смотрел в сторону лабиринта.
Дафна, скучая, вытащила флейту и попыталась что-нибудь сыграть на ней – что-нибудь вполне безобидное. Однако тут – у самого лабиринта – маголодии не звучали. Из флейты не вырвалось ни единого звука. Более того, Даф ощутила слабый запах разогревшегося металла. Медная полоска, опоясывающая флейту, внезапно раскалилась и попыталась прожечь дерево. Это был тонкий намек, что магию здесь использовать не стоит, или последствия могут быть печальными.
– Ну и не надо! – сказала Дафна и обиженно спрятала флейту в рюкзак.
Вспомнив об интуитивном зрении, Мефодий зажмурился, представил себе повязку и попытался открыть во мраке ту самую крошечную световую щель. Внутреннее зрение подчинилось легко и охотно. С такой готовностью, что Мефодий ощутил даже фальшь. Однако в лабиринте все равно ничего не изменилось. Закрытыми глазами он видел то же самое, что и открытыми.
«Разумеется, а я чего хотел? Если бы все было так просто… Интуитивное зрение есть у каждого стража», – подумал он.
Луна поднялась выше. Мефодий невольно взглянул на нее и… обнаружил вдруг, что луна стала ярче, белее, наполнилась слепящим светом… Рядом с луной зигзагом выстроились три звезды – одна крупная и две точно стражи по бокам. И еще Мефодий понял, что впитывает этот свет, пьет его жадно, будто парное молоко. Даф, случайно взглянувшая на Мефодия, так и застыла. Она явственно увидела две пульсирующие нити, связывающие его зрачки с диском луны. И еще три тонкие нити – нити звезд, скользившие к его вискам.
Даф затаилась, боясь спугнуть лунную магию. Так прошла минута или две. Затем что-то произошло в небе. Расстояние между звездами изменилось, луна прошла критическую точку и… все погасло, пропало, исчезло… Но еще прежде, чем лунные дороги померкли, Мефодий ощутил такую наполненность силой, которой не было у него никогда. Он был переполнен, пресыщен, буквально икал от энергетической сытости.
Биовампирский котик Депресняк кинулся было тереться об его ногу, но сразу заискрил и плюхнулся на камни в состоянии крайнего экстаза, напоминающего передоз валерьянки. Не совсем понимая еще, что с ним произошло, Мефодий шагнул к порогу и взглянул на плиты.
Что-то изменилось. Большинство плит погасло, зато оставшиеся образовали дорогу. То, что прежде было хаосом мерцающих пятен, стало теперь тропой. Причудливой, светящейся, то и дело возвращающейся назад и вновь отважно и упрямо кидавшейся вперед. Иногда в тропе что-то менялось, что-то вспыхивало ярче, что-то гасло, что-то бледнело. Там же, где тропа пролегала прежде, появлялось вдруг черное бурлящее ничто, путь же к дальней двери начинал пролегать совсем в ином месте. Лабиринт был непредсказуем, он постоянно менялся. Он был сшит на живую нитку. Он сам был, наконец, живой нитью.
Пространство раздвигалось вверх, вширь. Буслаев увидел вдруг и то что было, и то что есть, и даже то, что может случиться в ближайшем будущем. Сотни разных судеб, сотни путей – совсем коротких, просто коротких или даже длинных, у каждого из которых был свой финал… Возможности ветвились, и Мефодий подумал, что знать все – это все равно что не знать ничего. Абсолютная истина в неабсолютности всех и всяческих истин.
– Ты что-нибудь видишь? – проверяя себя, спросил Мефодий у Даф.
– Ну да, – удивленно ответила Даф.
– Что ты видишь? Тропу?
– Да нет… Просто плиты… – сказала она.
– Такие же, как и прежде?
– М-м-м… Ну да…
Мефодий вновь повернулся к порогу. «Шагнешь только тогда, когда сможешь», – опять услышал он голос Арея и понял, что уже может. Терять время не стоило. Кто знает, как надолго останется у него этот странный лунный дар, не случится ли так, что…
– Пошли! – сказал он Даф. – Шаги делать только после меня… На ту же плиту. Никакого отступления – даже малейшего. И еще одно… Не мешкай! Если плита вдруг погаснет, когда ты будешь на одной плите, а я на другой…
– То мы никогда не встретимся? – быстро спросила Даф.
– Примерно, – сказал Мефодий. Ему не хотелось говорить, что Дафна попросту перестанет существовать.
Даф коснулась пальцем носа Депресняка.
– Останешься тут! – приказала она ему. Депресняк мяукнул и перевернулся на спину.
Мефодий ступил на порог, еще раз взглянул на серебрящиеся плиты, попытался на всякий случай запомнить хотя бы дюжину первых – дальше все уже путалось и прыгало – и… сделал первый шаг… Ему почудилось, что он сорвался с вышки в ледяное море и теперь летит вниз. Мгновение, которое его нога провела в воздухе, опускаясь на плиту, показалось бесконечным, растянувшись на века и столетия. Плита глухо чавкнула, провалилась вниз и… остановилась.
Мефодий ощутил, как по его телу, от ступни и до мозга, прокатилась волна. Лабиринт изучал его, готовый в любое мгновение спокойно и без всяких эмоций закрыть файл, озаглавленный «Мефодий Буслаев».
И – не закрыл его.
Даф шагнула за ним.
Путь назад был отрезан. Депресняк без особого сожаления проводил их взглядом.
* * *
Шаг… Шаг… Шаг… И каждый был точно последним. Плиты вздрагивали под ногами и неуловимо погружались в ничто. Мефодий ясно ощущал глухой толчок, повторявшийся дважды. Когда ступал он и когда ступала Даф. Ее шаги были легче, неуловимее. Она двигалась легко и грациозно, точно кошка. Неудивительно, что Депресняк, мурлыкавший теперь снаружи, охотно признал в ней хозяйку.
Перед каждым новым шагом сердце у Мефодия замирало… Прав ли он, не ошибается ли… Ощущение было как у человека, который идет по минному полю. Плита, плита, еще плита. Мефодий так и не понял, существовала ли в чередовании плит система или же систему стоило искать именно в бессистемной причудливости, в которой плиты были расположены.