Первый из приехавших взял в руки удостоверение Иванова и принялся изучать его, волнуясь и громко сглатывая слюну.
– Хорошо, – проговорил он наконец. – Ещё должен быть Игнатьев. Нам были названы эти две фамилии.
– Это я, – сказал Вадим. – Вот моё удостоверение. Служба безопасности президента.
Посмотрев удостоверения, мужчины поставили на пол чемоданчики.
– Поди тяжёлые? – поинтересовался Воронин.
– Килограммов по двадцать каждый.
Дождавшись, когда все пассажиры рейса скрылись, Иванов отщёлкнул замки «дипломатов». Чемоданы были плотно набиты ювелирными изделиями. На многих кольцах, диадемах и серьгах виднелись бирочки, так и не отклеенные при покупке.
– Никто даже не собирался носить это, – проговорил Иванов, глянув на Воронина. – Просто вбухали деньги в золото. А ведь тут много по-настоящему красивых вещей. Посмотрите-ка…
Сотрудники СБП неотрывно наблюдали за посланцами Моржа и держали в поле зрения всё пространство зала.
– Всё? – спросил один из курьеров. – Мы можем идти?
Вадим выразительно посмотрел на Иванова.
– Ну, если у вас нет желания побродить по Москве, – ухмыльнулся Иванов, – в музей сходить или ещё чего…
– Нет уж, спасибо. Как-нибудь обойдёмся без экскурсий… Билеты на обратный рейс у нас в кармане.
– Обратный рейс ещё не скоро, – напомнил Игнатьев.
– Это нас не пугает. Мы подождём.
– Скатертью дорога, – сказал Иванов.
Второй курьер взглянул на своего товарища и произнёс:
– Я бы пропустил сейчас стаканчик.
– А я бы хватанул два и даже больше, – отозвался первый.
Они повернулись, чтобы уйти.
– Эй, мужики! – окликнул их Вадим.
Они остановились и настороженно уставились на оперативников.
– Что?
– Если у вас ещё чего заваляется, вы не стесняйтесь, привозите, – засмеялся Игнатьев. – Механизм теперь отработан.
– Ну вы, блин, и шутники!
Оба курьера облегчённо вздохнули и почти одновременно отёрли лбы руками.
С тех пор как появилась Служба безопасности президента, многое в планах Машковского пошло наперекосяк. Григорию Модестовичу пришлось отказаться от некоторых очень интересных задумок, хотя он надеялся, что эти идеи всё-таки воплотятся в жизнь, но чуть позже.
Он стоял перед бильярдным столом и равнодушно смотрел, как блестевшие под низкой лампой белые шары медленно раскатывались по зелёному сукну. Геннадий Петлин довольным взглядом окинул стол и, поигрывая кием, сделал несколько шагов. Опираясь на трость, Маш-ковский подошёл к Петлину и сказал:
– Почему вы все такие нетерпеливые? Неужели вот здесь, – он постучал себя кулаком по лбу, – у вас только жадность? Гусинский зарвался, Березовский тоже забыл об осторожности. Такие возможности, а они… Они считают, что если прибрали к рукам кое-какие средства массовой информации, то сумеют всей стране вкручивать мозги. А вот не смогут! Идеология – дело тонкое. Идеология не похожа на крики базарной тётки.
Петлин склонился над столом и примерился, как лучше бить.
– Не понимаю вас, Григорий Модестович.
– Врать надо с умом. Они врут нагло и глупо. Так делали в сталинские времена – тупо давили установленными лозунгами. Идиоты! Сейчас нужно работать изящно. Народ уже не такое быдло, как в прежние времена, хотя всё равно быдло. Гусинский брызжет слюной, но ведь он не единственный хозяин СМИ. Он не может контролировать всю информацию. Есть и другие газеты. Вы только представьте, что будет, когда на их страницах появится информация о Шумейко и Филатове… Хотя бы о них! А СБП уже бьёт копытом! Это не шутки, дорогой вы мой!
Петлин выпрямился и упёр кий в пол.
– Что вы хотите от меня, Григорий Модестович?
– Поговорите с Шумейко. Объясните ему, что нам надо собраться и хорошо обсудить сложившуюся ситуацию. Сейчас обстановка в стране очень шаткая. Ельцин может рухнуть в любую минуту. Нужна единая стратегия сильных людей, а у нас сегодня каждый гребёт под себя. Лишних людей надо отсечь, как больной орган. Неуёмных надо осадить.
– Боюсь, что это будет пустой разговор, Григорий Модестович. – Петлин поправил очки, повернулся к столу и, почти не примеряясь, ударил кием. С громким щелчком два шара один за другим закатились в лузу. – Вы человек мудрый, но даже если они будут кивать вам в знак согласия, действительного согласия у них хватит максимум до ближайших президентских выборов. Что касается Шумейко, то я увижусь с ним завтра. Я заброшу удочку насчёт того, чтобы собраться большим кругом и поговорить.
Зеркальная дверь отворилась, и в помещение вошла девушка в строгом тёмно-синем костюме. В руках она держала поднос с бокалами.
– Чего-нибудь ещё? – спросила она, сахарно улыбаясь.
Петлин взял оба бокала и проговорил:
– Машенька, солнышко моё, нам бы кофейку.
– Хорошо… Девушка кивнула и вышла.
* * *
В клубе наступила долгожданная тишина, клиенты ушли. Из душа доносился шум льющейся воды. Мимо Ларисы прошла высокая девушка, уже полностью одетая и наскоро причёсанная, и чмокнула её в щёку:
– Всё, Ларчик, я помчалась. С ног валюсь сегодня. Целую…
Лариса небрежно махнула рукой и, затянув пояс халата, пошла в раздевалку.
В коридоре появилась громадная фигура Чеботарёва.
– Лариса! Ты ещё здесь? А ну мигом ко мне.
– Митя, – застонала девушка, – я устала, сил нет.
– Разговор к тебе.
– Может, завтра? – Лариса понуро склонила голову набок.
Чеботарёв подошёл к ней и, притянув за талию, дыхнул перегаром в лицо:
– Там у меня нужный человек. Он тебе работёнку подкинет, если ты ему понравишься. Я тебя расхвалил как лучшую нашу тёлку. Кучу денег можешь срубить. Усекла?
– Усекла…
Тяжело переставляя ноги, Лариса прошла в кабинет Кочерги. Там сидел крупный мужчина, которого она ни разу не видела в клубе. На вид она дала бы ему лет тридцать, но точно определить не могла. Он оскалился при виде девушки.
– И впрямь штучка! А ну поди… – поманил он её.
Лариса повиновалась, тем более что Чеботарёв звонко шлёпнул её ладонью по заду.
– Меня Артём зовут, – представился мужчина и крепко взял её за руку. От него пахло хорошим одеколоном.
Распахнув её халатик, Артём деловито осмотрел женские ноги, потрогал живот, сунул пальцы ей между ног.
– Хорошенькая, – заключил он и поглядел на Чеботарёва. – Кочерга, она мне подойдёт. Соблазнительная конфетка… – Он перевёл взгляд на Ларису. – Сегодня вечером сведу тебя с клиентом. Будешь работать всю ночь. Кочерга, ты на эту ночь её отдай мне, ладно?