Зрители взревели:
— Теций! Чемпион! Теций!
Он распрямился, набрал полную грудь воздуха и поднял обе руки вверх, оглядывая почти высокомерным взглядом аплодировавших ему людей. Кровь забрызгала его торс.
Антония поднялась со своего ложа и вытянула перед собой кубок с вином.
— Непобедимый! — крикнула она. — Да хранят тебя небожители!
Теций стоял недалеко от неё, поэтому услышал её голос. Он посмотрел на Антонию и едва заметно кивнул.
— Выпей вина! — она сделала усилие, чтобы преодолеть шум зала. — Возьми!
Он медленно приблизился к столу, гордо глядя перед собой, и остановился. Патрицианка протягивала ему кубок с дорогим вином. На ее лице появилась сладострастная улыбка. Он наклонился и сделал глоток. Антония потянула носом, вдыхая запах пота и крови.
— Я пришлю к тебе моих слуг, — сказала она. — Они скажут тебе, где я буду ждать тебя сегодня.
Он не подал виду, что услышал её. Здоровой рукой он стиснул рассечённое предплечье и вернулся на середину зала, где рабы уже волокли по полу поверженного гладиатора, щётками смывали кровь с мраморных плит и посыпали их лепестками роз.
После небольшой паузы вкатили телегу на золотых колёсах, и в зал вбежало несколько десятков чернокожих лучников. На телеге лежали зажаренные кабаны, на их клыках висели корзинки с финиками и орехами, а вокруг кабанов разместились сделанные из теста поросята. Танцевавший перед грандиозным блюдом полуголый мужчина выхватил откуда-то кривой нож и ловким движением рассёк кабаний бок. Оттуда, оглашая зал звонким криком, вылетела стая живых дроздов. Едва они взвились под мозаичный потолок, лучники дружно выпустили стрелы. Пронзённые птицы посыпались на головы восторженных гостей.
Антония меланхолично похлопала в ладоши и перевела взгляд на Клавдия.
Принцепс угрюмо пожирал кусок мяса и прислушивался к доносившимся до него обрывкам разговоров.
— О чём ты ведёшь речь, Азиний? — дёрнув щекой, окликнул Клавдий сенатора, сыто развалившегося неподалёку от принцепса. — Мне кажется, ты опять замышляешь что-то против инородцев.
— О нет, великий! — глаза Азиния испуганно заметались.
— Я слышал, как ты сказал, что многие провинциалы могут располагать римскими правами, но нельзя давать им никаких сенаторских отличий, — проворчал Клавдий и ополоснул руки в чаше с розовой водой.
— Ты не ошибся, мой властитель, я произнёс эти слова. В первую очередь я имел в виду галлов. Но это не значит, что я замышляю ущемить права инородцев. Просто я уверен, что Италия в состоянии выбирать сенаторов из числа своих жителей. Зачем нам приводить в сенат чужеземцев, пусть даже умных и добропорядочных?
— Если бы в Рим не приходили чужеземцы и не занимали бы время от времени высокие государственные посты, то я не сидел сейчас в этом зале, — принцепс наставительно поднял указательный палец, перстни на его руке красочно сверкнули. — Один из древнейших моих предков, родом сабинянин, получил римское гражданство и был причислен к патрициям. Как видишь, Рим сумел по достоинству оценить чужеземца. Разве это не убедительный пример того, что при управлении государством следует заимствовать у других народов всё лучшее, где бы мы ни нашли его? — император впился в своего собеседника сощуренными глазами, и взгляд его не сулил ничего доброго. — Или ты, Азиний, считаешь, что когда Рим расширял свои границы, он делал это не ради того, чтобы вся Италия слилась с другими племенами и народами, превратившись в единое целое?
— Ты не так понял меня, августейший, — попытался оправдаться Азиний.
Воздух вокруг императора, казалось, сгустился и наэлектризовался.
— Может, ты думаешь, Азиний, что Рим — это лишь те, кто собрался сейчас в моём дворце? — Клавдий немного подался вперёд, тяжело колыхнув большим животом и громко вздохнув. — Рим только до тех пор будет великим, покуда он не ущемляет прав своих провинций. Послушайте все! Мы достигли прочного спокойствия внутри нашего государства и блистательного положения во внешних делах лишь после того, как предоставили гражданство народностям, обитающим за римской стеной и, использовав основанные нами во всём мире военные поселения, приняли в них наиболее достойных провинциалов и тем самым дали существенную опору нашей истомлённой империи, — голос Клавдия усиливался с каждым словом, несмотря на то, что принцепс иногда заикался. Гости понемногу затихли. Клавдий вдруг поднялся со своего ложа, шумно сбросив на пол стоявшие перед ним кубки и блюда, тяжело вздохнул и жестом повелителя обвёл огромный зал рукой. Его облик стал грозным. — Кто вы такие, чтобы презирать людей из провинции? Мне смешно думать, что вы считаете себя выше других и что вы умеете любить родину сильнее, чем это делают другие народы! В каждом из вас течёт кровь раба, но вам не нравится думать об этом! — в голосе Клавдия слышалась явная угроза. Раздражение его усиливалось. Лицо императора наливалось пунцовостью. — Вы не желаете делиться властью и богатством с пришельцами, но хотите пользоваться их имуществом. Однако кто из покорённых народов позволит вам это? Дайте же им право быть равными с нами! — Клавдий вдруг сник, ссутулился, погладил себя по взмокшей груди, оттянув край золотистой туники. Весь облик его говорил о неимоверной усталости, но глаза продолжали воинственно сверкать. — Вы очень неповоротливы, отцы-сенаторы. Вы прикипели к вашим привычкам, но не бойтесь новизны. Всё, что теперь почитается очень старым, было когда-то новым: магистраты-плебеи появились после магистратов-патрициев, магистраты-латиняне — после магистратов-плебеев, магистраты из всех прочих народов Италии — после магистратов-латинян. Устареет и это. И то, что мы сегодня подкрепляем примерами, само когда-нибудь также станет примером…
В атмосфере зала физически осязалось напряжение. Гости вперились глазами в принцепса и, затаив дыхание, ждали, последует ли за прозвучавшими словами приступ безумной ярости или же придёт успокоение.
— Жизнь скоротечна, — проговорил принцепс едва слышно и поднёс к губам золотую чашу, увитую цветочными узорами, — наши дни кончаются так же быстро, как вино в кубке…
Клавдий задумался и долго молчал, затем устало махнул рукой, показывая этим, что у него нет больше желания говорить. Гул голосов понемногу опять наполнил зал. Где-то падали со стола кубки и подносы, гремя о каменные плиты пола. Где-то смеялись женщины. Где-то хлопали ладоши.
Антония видела, что принцепс сильно опьянел. Его глаза наполнились слезами, только что кипевшая в них злость сменилась апатией.
Из-за тяжёлого занавеса к Клавдию скользнула мужская фигура, закутанная в пурпурную тогу.
«Нарцисс, — Антония с первого взгляда узнала в человеке главного тайного помощника императора. — Принёс новости о Мессалине».
Нарцисс наклонился к уху императора и что-то шепнул.
Антония жадно вглядывалась в губы Нарцисса, стараясь угадать его слова.
— Что ты сказал? — переспросил Клавдий, чуть повернув голову.