Натюрморт из Кардингтон-кресент | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Но, возможно, какой угодно брак был бы лучше, чем жизнь в вечном плену вначале у старой миссис Марч, а затем у Юстаса. Глядя на его румяную физиономию, можно было предположить, что он проживет еще лет тридцать.

Гостей представили друг другу, но Шарлотта почти все пропустила мимо ушей. Теперь же Юстас начал говорить о своих чувствах, слегка покачиваясь и сложив перед собой сильные, крупные и прекрасно ухоженные руки.

— Мы выражаем вам свои соболезнования, дорогая миссис Питт. Мне очень неприятно сознавать, что мы не можем ничего сделать, что стало бы для вас утешением.

Юстас как будто сделал официальное заявление, пытаясь отделить себя и свою семью от происшедшего. Он не собирался в дальнейшем как-то ассоциировать себя с прискорбным событием, случившимся в его доме, и ему хотелось, чтобы Шарлотта это поняла. Но та приехала сюда с единственной целью — расследовать преступление, и не чувствовала ни малейших угрызений совести. Возможно, она и испытывала некоторое сострадание, даже к тому же Юстасу, но теперь, когда Эмили угрожает страшная опасность, она не могла позволить себе никаких слабостей. Женщин, совершивших убийство, отправляют на виселицу точно так же, как и мужчин, не принимая во внимание их пол. Эта мысль заставила Шарлотту забыть обо всем остальном.

Она мило улыбнулась Юстасу.

— Я уверена, что вы недооцениваете себя, мистер Марч. Из писем Эмили я поняла, что вы весьма способный и сильный человек, который может справиться с любыми сложными и критическими ситуациями в семье. Вы именно тот человек, к которому в случае крайней нужды за помощью может обратиться любой, будь то мужчина или женщина. — Она увидела, как кровь прилила к лицу Юстаса так, что он буквально побагровел. Ее характеристика совпадала с его собственным представлением о себе, но… только не в такое время, как сейчас! — Ну, и, конечно, ваша верность семье ни у кого не вызывает ни малейших сомнений, — заключила она.

Юстас судорожно вдохнул и столь же судорожно выдохнул. Тэсси с ужасом взирала на беседу Шарлотты и отца, не понимая иронии гостьи, а Сибилла вдруг начала чихать, закрывшись кружевным платочком.

— Добрый вечер, Шарлотта, — произнесла тетя Веспасия, входя в гостиную. — Я и не знала, что Эмили такого высокого мнения о Юстасе. Как мило!

Чье-то легкое движение заставило Шарлотту обернуться, и она как будто заметила нечто похожее на выражение жуткой ненависти в глазах Уильяма, которое в следующее мгновение пропало. Возможно, это был всего лишь обман зрения, вызванный бликом от пламени газового рожка. Тэсси сделала шаг к нему, словно желая коснуться брата, но потом передумала.

— Верность семье — очень важное достоинство, — заметила Сибилла таким тоном, который мог означать все что угодно, но только не то, что она говорила. — Думаю, что случившаяся здесь трагедия покажет нам всем, кто наши настоящие друзья.

— Я уверена, — согласилась Шарлотта, глядя в сторону, — что мы откроем друг в друге такие глубины, о которых даже не подозревали.

Юстас поперхнулся, а у Джека Рэдли глаза открылись так широко, что могло показаться, будто он чем-то жутко напуган. Миссис Марч так резко распахнула дверь, что та ударилась о стену и повредила обои.

Ужину сопутствовала мрачная атмосфера. Он прошел почти в полном молчании, и прежде всего потому, что миссис Марч мгновенно останавливала любую зарождавшуюся беседу пристальным взглядом, устремленным на того, кто пытался ее начать. В заключение она заявила, что из-за происшедших мрачных событий всем следует как можно раньше разойтись по своим комнатам. Она окинула мрачным взглядом Юстаса и Джека Рэдли, словно пытаясь убедиться, что те правильно ее поняли. Затем сама встала и скомандовала женщинам следовать за ней. Они покорно устремились в розовый будуар, где им предстояло провести час в нестерпимой скуке перед тем, как отправиться наверх в свои спальни.


Эмили вернулась в свою комнату, Веспасия удалилась к себе.

Шарлотта лежала в кровати Джорджа, раздираемая противоречивыми чувствами, думая об Эмили и задаваясь вопросом, следует ли ей встать и пойти к ней, или же сестре все-таки лучше побыть одной и попробовать самостоятельно справиться со своим горем.

Проснувшись утром, она почувствовала, какой душный и сырой воздух в комнате, в окна которой проникает тусклый белесый свет. В дверях уже стояла горничная с подносом в руках. На Шарлотту сразу же тяжелой волной нахлынули неприятные воспоминания не только о том, где она находится и что случилось с Джорджем, но и о том, что отравленный кофе ему принесли на таком же подносе. На какое-то мгновение мысль о том, что ей придется сидеть в той же постели и беззаботно пить чай, показалась ей невыносимой. Она открыла было рот, чтобы произнести первую пришедшую на ум пронизанную раздражением фразу, но, заметив, что в дверях стоит невысокая фигура добрейшей и разумнейшей Дигби, тут же передумала.

— Доброе утро, мэм. — Дигби поставила поднос на стол и отдернула шторы. — Я наполню вам ванну. Вам она пойдет на пользу. — Горничная произнесла это тоном, не допускавшим никаких возражений. Приказ, вероятно, исходил от тетушки Веспасии.

Шарлотта села, протирая глаза, которые нестерпимо саднили. Она почувствовала, что проснулась с жуткой головной болью, и ей сразу же захотелось горячего крепкого чая.

— Вы уже видели леди Эшворд сегодня утром? — спросила она.

— Нет, мэм. Хозяйка дала ей вечером немного лауданума и сказала, чтобы я не будила ее раньше десяти часов, а затем принесла бы ей завтрак в спальню. Вы, наверное, будете завтракать в столовой внизу с членами семьи. — И вновь ее слова звучали отнюдь не как вопрос.

Конечно, самой Шарлотте меньше всего этого хотелось, но речь шла не о желании, а об обязанности. Да и, лежа здесь в постели, она ничем не могла помочь Эмили.

Завтрак прошел почти в таком же гробовом молчании, как и ужин. В комнате царил страшный холод, так как Юстас, пришедший первым, как всегда, распахнул все окна, и никто не осмелился закрыть их, пока он оставался в столовой, с огромным аппетитом поглощая овсянку, бекон, горячие, с пылу с жару булочки и гренки с джемом.

После завтрака Шарлотта удалилась в отдельную комнату, где написала несколько писем дальним родственникам от имени Эмили с сообщением о смерти Джорджа. Хоть в этом она оказалась полезна сестре и избавила ее от лишних мучительных забот. К одиннадцати она завершила все дела, но Эмили еще не выходила из спальни, поэтому Шарлотта решила продолжить свои изыскания.

Прежде всего она намеревалась побеседовать с Уильямом, дабы понять, что могло означать то странное выражение, которое прошлым вечером она заметила у него в глазах. От горничной она узнала, что Уильям, скорее всего, находится у себя в мастерской в самом конце оранжереи и что в доме опять полиция, но не инспектор, который приходил вчера, а его подчиненный, констебль. В кухне полный кавардак, так как он повсюду сует нос, в том числе и в те дела, которые его не касаются. Повариха вне себя от возмущения, судомойка рыдает. Мальчишка — чистильщик обуви дрожит от страха. Экономка заявляет, что ее в жизни никто так не оскорблял, а одна из горничных уже сообщила о своем намерении уволиться.