— Нет!.. Вы делаете мне больно! Вы сейчас переломаете мне кости! Два свертка были все в крови, когда я положил их в огонь. Ей-богу, меня самого едва не вывернуло наизнанку. Да что там, я едва сам не отдал концы, при моем-то больном сердце… И тогда я решил от них избавиться. Такие вещи мне не по нутру. Я не хочу иметь с ними ничего общего, не говоря уже о том, чтобы сжигать их в моей печке. Ведь не дай бог нагрянут легавые, чтобы прижать меня к стенке за торговлю краденым, и вдруг нате вам! Что это там у тебя в печке? А ведь у меня здесь немало хороших вещей! Порой даже попадается настоящее золото и серебро…
Слушая речь старьевщика, Питт невольно улыбнулся. Ну, кто бы мог подумать, что и у таких людишек есть своя извращенная гордость?
— То есть ты не хотел хранить кости в топке? — хмуро произнес он. — Что ж, весьма мудро с твоей стороны. Потому что наш брат легавый таких вещей не любит, хотя бы потому, что приходится выяснять, откуда они взялись. Впрочем, то же самое могу сказать и про останки трупа, которые ты разбросал в Блумсбери.
С этими словами он сжал плечо Вигга с новой силой. Тот, словно червяк, попробовал вывернуться из его хватки, но безрезультатно.
— Откуда они у тебя появились?
— Я… э-э-э…
— Знаешь, а ведь за это кого-то вздернут, — процедил Питт сквозь зубы. — И если не того, кто прислал тебе эти свертки, то, значит, тебя.
— Я ее не убивал! Это все Кларабелла Мейпс! Клянусь Господом Богом! Дом номер три по Тортес-лейн. У нее там что-то вроде приюта. Она дает объявления, что берет на воспитание детей. Говорит, что вырастит их, как своих собственных, если, конечно, ей за это заплатят. Да вот напасть — мрут ребятишки, как мухи. Да и как не помереть, если они хилые да хворые. Я просто помогаю ей избавиться от трупиков. Потому что похороны, скажу я вам, дело недешевое; нам тут, в Сент-Джайлсе, они не по карману.
— Ты готов повторить эти слова под присягой в суде? Подтвердить, что эти свертки ты получил от Кларабеллы Мейпс?
— Готов! Еще как готов! Господь свидетель, так оно и есть!
— Отлично. Я тебе верю. Тем не менее не хотелось бы, чтобы в самый последний момент ты исчез. Кроме того, ты тоже совершил преступление, когда пытался избавиться от тела. Поэтому в любом случае ты предстанешь перед судом. Констебль!
На его зов в дверях появился констебль — бледный, на лбу испарина. Он нервно вытирал вспотевшие ладони о брюки.
— Да, мистер Питт, сэр!
— Отведи Септимуса Вигга в участок и предъяви ему обвинения в незаконном уничтожении трупов. И смотри, пока будешь вести его в участок, держи как можно крепче, чтобы не сбежал. Он у нас проходит как свидетель в деле об убийстве, причем не исключено, что на совести убийцы — а это, между прочим, женщина — жизни десятка детей. Хотя последнее мы вряд ли сумеем доказать. Будь осторожен, — этот ублюдок извивается, как червяк. Так что я бы советовал надеть на него наручники.
— Слушаюсь, сэр. Непременно, сэр, — ответил констебль и, вытащив из-под форменной куртки наручники, закрепил их на костлявых запястьях старьевщика.
— А теперь, мистер Вигг, прошу за мной, и даже не пытайся сбежать. Предупреждаю заранее, со мной шутки плохи. Ну как, договорились?
Вигг испуганно взвизгнул. Констебль в свою очередь довольно бесцеремонно подтолкнул его к лестнице. Питт остался в подвале один. Внезапно ему показалось, будто сам воздух здесь давит на него — кисловатый, пропитанный запахом бесчисленных крошечных тел, нашедших свой конец в раскаленной печи. Ему сделалось так дурно, что едва не вырвало.
Взяв в ближайшем участке еще пару констеблей, инспектор отправился в дом на Тортес-лейн. Кто знает, вдруг миссис Мейпс будет в доме не одна и, возможно, придется применить силу. Но даже если одна, все равно она женщина крупная и наверняка умеет постоять за себя. Так или иначе, с его стороны было бы безумием вернуться на Тортес-лейн в одиночку, если он хотел осмотреть весь дом. Кроме хозяйки, там наверняка есть кто-то из мужчин — например, сторож — и также с полдесятка девочек, не считая неизвестного количества маленьких детей.
Шел восьмой час, когда Питт вновь оказался перед домом номер три и постучал в тяжелую дверь. Один из констеблей притаился за углом, в соседнем переулке, второй занял позицию на параллельной улице, куда, по мнению Питта, мог выходить черный ход.
Инспектор поднял руку и постучал раз, другой. Прошло несколько минут, прежде чем дверь открылась, вернее, приоткрылась на щелочку. Однако стоило детскому личику увидеть, что это тот самый джентльмен, что уже приходил утром, как дверь распахнулась, впуская Питта в дом. Он в свою очередь отметил, что перед ним та самая девочка, которая утром кормила на лестнице детей.
— Могу я видеть миссис Мейпс? — спросил Томас, решительно входя в дом, но тотчас же остановился, напомнив себе, что ни в коем случае не должен выдать своих истинных намерений. — Я по делу.
— Да, сэр. Сюда, сэр.
Девочка повернулась и зашагала по коридору. Питт обратил внимание, что она босиком, а пятки грязные. Она даже не обернулась и потому не заметила, как вслед за Томасом в дом, закрыв за собой дверь, проскользнул другой констебль. В конце коридора располагалась дверь в гостиную, в которой Питт успел побывать сегодня утром. Девочка робко постучала.
— Входи! — раздался из-за двери голос Кларабеллы Мейпс. — В чем дело?
— Миссис Мейпс, мэм, к вам пришел джентльмен с деньгами. Хочет видеть вас, мэм.
— Пусть войдет, — голос хозяйки заметно смягчился. — Впусти его.
— Спасибо, — произнес Питт, шагнув мимо девочки в комнату и быстро закрыв за собой дверь, чтобы миссис Мейпс не заметила констебля, который в этот момент направлялся в кухню и к черному ходу, чтобы пустить в дом напарника. Они уже получили приказ обыскать дом.
На миссис Мейпс было бордовое платье, лиф которого трещал по швам, едва вмещая пышный бюст, а не менее пышные юбки наполняли собой все кресло, шелестя тафтой при каждом ее движении. Было уму непостижимо, как она умудрялась запихнуть свои роскошные формы в столь тесный корсет, но, по всей видимости, тщеславное стремление к шику было для нее гораздо важнее, чем постоянный дискомфорт. Пальцы Кларабеллы Мейпс были унизаны кольцами, в ушах болтались золотые серьги.
Стоило ей увидеть Питта, как лицо ее просияло восторгом. В свою очередь, инспектор краем глаза заметил, что на комоде, с которого было убрано все лишнее, стоял поднос, а на нем графин с вином — судя по цвету, мадерой — и два дорогих фужера. Насколько Питт мог судить по их виду, они стоили столько, что на эти деньги можно было бы кормить всех обитателей дома в течение двух недель, причем не одной только водянистой кашей.
— Что ж, мистер Питт, вы меня не обманули, — произнесла Кларабелла Мейпс, сияя улыбкой. — Сдается мне, вам не терпелось вернуться сюда. Ну как, принесли деньги?
Ее жадность была такой неподдельной, такой искренней, что Томасу потребовалось усилие воли, чтобы выбросить из головы кровавые свертки, упакованные ее руками. А ведь Кларабелла Мейпс занималась этим регулярно: заворачивала в коричневую бумагу детские трупики, после чего отправляла их Септимусу Виггу, чтобы тот сжег их в печке. Сколько их, несчастных крошек, умерло от естественных причин, а сколько — от недоедания и болезней, которые никто даже не думал лечить? А скольких она убила в буквальном смысле этого слова? Этого он никогда не узнает и тем более не докажет. В общем, перед ним, облаченное в шелк и тафту, сидело настоящее чудовище.