И вновь, войдя в шумную сутолоку магазина, она смотрела, как продавцы, вытянувшись, указывали на сорта сыра и кивали или поднимали для осмотра кусок мяса. Вокруг взвешивали сухофрукты, отсчитывали печенье, и неизменно туда-сюда передавались деньги, а продавцы мыли руки. Мейси стояла в углу, рядом с округлым столом, на котором были разложены свежие, едва привезенные из-за границы, продукты. Да, здесь определенно водились деньги, тогда как в других районах Лондона в благотворительные столовые выстраивались длинные очереди.
Она следила за деловой суетой, царившей во владениях Джозефа Уэйта. «Почему я вернулась? Что-то ждет меня здесь? И что же? Что я упустила в прошлый раз?» Окинула взором стены, замысловатую мозаику, которая наверняка обошлась хозяину в целое состояние. Потом перевела взгляд на блестящий деревянный пол, а затем на мальчика, обязанного сновать с метлой, дабы покупатели Джозефа Уэйта не увидели под ногами ни крошки.
Никто не обращал внимания на элегантно одетую молодую даму, стоявшую без сумки, явно не собиравшуюся ничего покупать и даже не шагнувшую к прилавку. И продавцы, и покупатели были слишком заняты своими обязанностями и поручениями, чтобы заметить, как она закрыла глаза и положила руку на грудь в области сердца. На секунду, на мгновение Мейси погрузилась в себя, прислушиваясь к внутреннему голосу в этом многолюдном месте. Затем, словно следуя приказу, открыла глаза и взглянула на стену над дверью, где висела памятная доска с именами всех погибших работников фирмы Уэйта. Мейси рассмотрела табличку с именем сына Уэйта, Джозефа, любимого наследника новоявленного бизнесмена — человека, известного своим несгибаемым характером, но временами сострадательного, человека противоречивого. «Не останавливайся», — сказал голос в голове Мейси, и она повиновалась. Прочла все имена с самого начала: Ансворт… Денман… Марчант… Николс… Питерс… так много, ох, как же их много… Ричардс, Робертс… Симмс, Симпсон… Тимминс… Фарнуэлл… Эвери… Имена нашлись на все буквы алфавита. Мейси молча читала имена, бесшумно шевеля губами, как учительница, проверявшая школьный журнал. Потом она остановилась. Закрыла глаза. «Ах да. Конечно».
Вновь открыв глаза, Мейси обвела взглядом прилавки, пока не заметила продавца постарше.
— Простите, вы не могли бы мне помочь?
— Да, мадам, конечно. Сосиски совсем свежие, утренние. Их готовили наши мясники. Мистер Уэйт их лично обучал. Так что это лучшие сосиски в Лондоне.
— О, прекрасно. Не подскажете, где мне найти кого-нибудь, кто работал здесь во время войны? Кто мог бы знать вон тех юношей? — Она указала на памятные таблички.
— Но, мисс, там же имена со всего города. А хотя, знаете, старик Джемпсон на складе знал почти всех лондонских работников. Они все вместе на войну пошли, ну, знаете, по дружбе. Большинство наших добровольцев проработали на складе — там начинают все новички, там же и туши разделывают, прежде чем в магазин отправить. Мясо у нас доставляют в специальных грузовиках со льдом.
— Не подскажете, где находится этот склад?
— На том берегу. В районе Ротерхайд, «кладовой Лондона», где располагаются все склады. Давайте напишу вам, как добраться. Найти нетрудно, он рядом с доком Сент-Сейвьер, мадам. Вы чья-то родственница?
— Просто знакомая.
— Понимаю. Перед войной на складе работал сын самого мистера Уэйта. Мистер Уэйт устроил его на самую низовую должность. Сказал, пусть, мол, сам поднимается наверх, как все. — Продавец отошел от прилавка и вернулся со сложенным листком бумаги, который передал Мейси: — Возьмите, мадам. А теперь сколько сосисок вам взвесить на ужин?
Мейси собиралась было отказаться, но потом передумала. Улыбнувшись продавцу, она сказала:
— Замечательно. Фунт, пожалуйста.
— Пожалуйста, — ответил продавец и жестом, позаимствованным у Джозефа Уэйта, растянул нитку из связки напоминающих луковицы свиных сосисок и уложил их на весы. Семья Бил сегодня славно поужинает.
— Ну как, со Стрэттоном гладко прошло, мисс?
— Хотела бы я ответить «да», Билли. Начало было неплохое, но потом говорить с ним стало сложнее.
— Смешно даже. Он всегда казался рассудительным малым.
Мейси сняла макинтош, шляпу, перчатки и положила портфель и коричневый бумажный пакет на стул.
— Он успокоится, и, когда дело закроется, мы опять будем беседовать все вместе, Билли. Человек в его положении просто не может себе позволить разбрасываться возможностями и особенно людьми, с которыми раньше советовался. Нет, борьба идет сразу в двух местах: в департаменте полиции и в душе самого Стрэттона. И пока они считают, что мы не суем нос в их дела, я спокойна. — Мейси посмотрела на часы: — Ох, ты только посмотри, Билли! Уже половина пятого. Давай пройдемся по некоторым деталям по делу Уэйта и обсудим планы на понедельник. Завтра утром первым делом я еду в Челстоун: мне нужно увидеться с отц…
Ее перебил телефонный звонок.
— Фицрой пять… Мисс Уэйт, где вы? С вами все в порядке?
— Да. — В трубке затрещали помехи.
— Мисс Уэйт? Мисс Уэйт, вам может угрожать опасность. Скажите, где вы!
Молчание.
— Мисс Уэйт? Вы меня слышите?
— Да-да, слышу.
— Вы могли бы пока не класть трубку? Связь ужасная.
— Я звоню из телефонной будки.
— Почему вы позвонили мне, мисс Уэйт?
— Я… мне… мне нужно с вами поговорить.
— О чем? — спросила Мейси настойчиво и тут же затаила дыхание.
— Я вам не все… рассказала…
— А сейчас расскажете?
Молчание.
— Мисс Уэйт?
— Нам нужно поговорить наедине, при личной встрече.
— Где вы? Я сейчас приеду.
Мейси показалось, что она слышит плач Шарлотты. Потом снова молчание, только потрескивали помехи.
— Мисс Уэйт? Вы все еще на линии?
— Ох, все бесполезно. Бесполезно…
Раздался щелчок, и связь прервалась. Мейси повесила трубку.
— Черт возьми!
Глаза Билли расширились.
— К чему это вы, мисс?
— Звонила Шарлотта Уэйт. Сказала, что хочет со мной поговорить. Потом сказала: «все бесполезно», — и бросила трубку.
— Испугалась?
— Наверняка. Связь была ужасная. Она могла звонить откуда угодно. Между прочим, на заднем плане был какой-то шум. — Мейси закрыла глаза, словно пытаясь заново прослушать разговор. — Что же там шумело?
— Вы все еще хотите, чтобы я это закончил? — спросил Билли, указывая на список поручений.
— Да. Как знать, может, она уже в Париже. Или в отеле где-нибудь на Эджвер-роуд. Но мы хотя бы знаем, что она жива. Уже поздно, но сегодня можешь начать, завтра с утра продолжишь.