Когда Мейси вернулась на станцию, чтобы отправиться обратно в Лондон, стало теплее. Селия Дейвенхем была уже на платформе и то и дело поглядывала на часы. Мейси пошла в туалет, в котором ледяной кафель весь покрылся влагой от сырости. Налив в раковину холодной воды, смыла с рук грязь, потом внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале. Да, синие глаза еще искрились, но морщинки вокруг рта и на лбу выдавали ее, рассказывая кое-что о прошлом.
Мейси знала, что будет следовать за Селией Дейвенхем, пока та не вернется домой на Мекленбург-сквер, и думала, что больше ничего заслуживающего внимания в этот день не произойдет. Знала, что нашла того любовника, который заставил Кристофера Дейвенхема щедро заплатить за ее услуги. Проблема заключалась в том, что этот человек, с которым, как полагал Дейвенхем, его обманывала жена, был мертв.
Мейси сидела в конторе в полусвете раннего утра и обдумывала ситуацию. Комнату освещала только маленькая настольная лампа, но она была направлена вниз, на записи Мейси и маленький картотечный ящик. Морис утверждал, что ум острее всего перед рассветом.
В ранние дни ее ученичества Морис рассказывал Мейси о своих учителях, мудрых людях, говоривших о пелене, спадающей в ранние часы, о всевидящем глазе, открытом до тех пор, пока день не вступил в свои права. Эти часы перед рассветом, перед тем как разум пробудится от дремоты, были священными. В это время можно услышать свой внутренний голос. Мейси уже несколько дней подряд пыталась услышать его: единственное слово «Винсент» обострило ее любопытство, а явно неглубокое горе Селии Дейвенхем вызывало больше вопросов, чем ответов.
Сняв туфли и набросив на плечи шерстяной джемпер, Мейси взяла с кресла подушку и бросила на пол. Приподняв юбку выше колен для свободы движений, села на подушку, скрестив ноги и положив руки на колени. Морис учил ее, что заставить разум молчать задача более трудная, чем привести в покой тело, но как раз в этих неподвижных водах может отразиться истина. Теперь, в полутьме, Мейси искала подсказок интуиции и формулировала вопросы, на которые со временем найдутся ответы.
Почему одно только имя? Почему на памятнике не проставлены даты? Каковы были отношения у Селии с живым Винсентом? Испытывает ли она обычное горе, усиленное нежеланием осознать, что она разлучена с любимым? Или же тут другое чувство? Мейси зрительно вспоминала могилу и старалась разглядеть все аспекты того места, где покоился Винсент. Но если он там покоится, почему она чувствует себя обязанной искать еще не различимую тропу?
«Почему этот вопрос не дает мне покоя?» — подумала Мейси. Дональд Холден умер всего через год после войны. На его могиле есть следы времени. Могила Винсента выглядит более свежей, словно ее вырыли лишь несколько месяцев назад.
Мейси продолжала сидеть, умеряя неподвижностью природную энергичность, пока более яркий утренний свет не скомандовал ей, что пора действовать. Она встала и потянулась, поднявшись на носки. Сегодня Мейси вновь последует за Селией Дейвенхем на кладбище.
Селия была пунктуальна. Она вышла из дома ровно в девять, безупречно одетая в шерстяной зеленый костюм. Широкий воротник кремовой шелковой блузки был выпущен на жакет и заколот нефритовой брошью, которая явно составляла комплект с нефритовыми серьгами. Ансамбль завершили туфли и сумочка в тон, а также тщательно подобранные шляпка и зонтик. На сей раз туфли были простыми по форме, но украшенные застежками в форме листа. На Мейси были привычные синие юбка и жакет. Ее серьезная деловая одежда. Поездка в Нетер-Грин прошла спокойно. Селия Дейвенхем снова ехала первым классом, а Мейси сидела в раздражающем неудобстве второго. Селия, как обычно, купила букет ирисов, а Мейси решила выбрать для Дональда — и для своего кошелька — что-нибудь подешевле.
— Дайте мне, пожалуйста, хороший букетик маргариток, — сказала она продавцу цветов.
— Правильно, мисс. Маргаритки всегда выглядят весело, так ведь? И долго не вянут. Завернуть в газету, или хотите обертку получше?
— Да, вид у них веселый. Газета вполне сойдет, спасибо, — сказала она, протягивая нужную сумму мелочью.
И Мейси последовала за Селией Дейвенхем на кладбище. Когда она проходила мимо могилы Винсента к месту упокоения Дональда Холдена, Селия, стоя перед мраморным памятником, проводила по надписи рукой в зеленой перчатке. Мейси прошла с опущенной головой и остановилась перед могилой Дональда. После почтительной безмолвной молитвы занялась делом: вылила воду из вазы и выдернула несколько сорняков. Собрав уже увядшие нарциссы, Мейси пошла к крану, бросила цветы в компостную кучу и наполнила вазу свежей водой. Вернулась к могиле Дональда, поставила вазу на место и опустила в нее маргаритки. Работая, она искоса поглядывала на Селию: та сняла перчатки и укладывала ирисы у подножия памятника. Разместив их как следует, она продолжала стоять на коленях, не сводя взгляда с имени.
Мейси вновь скопировала ее позу. Голова на длинной шее склонилась, плечи ссутулились, руки страдальчески сжались. Какая печаль. Какая бесконечная тоска. Мейси интуитивно поняла, что Селия мучительно переживает прошлое и что в душе ее не может быть места для мужа, пока она не примирится со смертью Винсента.
Внезапно женщина вздрогнула и посмотрела прямо на Мейси. Без улыбки. Казалось, она смотрит куда-то вдаль. Мейси кивнула ей в знак приветствия, и это легкое движение вернуло Селию Дейвенхем к настоящему. Она кивнула в ответ, отряхнула юбку, встала, надела перчатки и быстро ушла от могилы Винсента.
Мейси не спешила. Она знала, что Селия Дейвенхем теперь поедет домой. Там она будет разыгрывать из себя любящую жену, роль, в которую войдет, как только откроет дверь. Муж без труда заметил ее притворство, но сделал из этого неправильные выводы. Кроме того, Мейси обменялась с Селией приветственными кивками, а значит, та узнает ее при новой встрече.
Мейси задержалась у могилы Дональда. В ритуале наведения порядка на могиле было что-то умиротворяющее. Мысли ее вернулись к Франции, к мертвым и умирающим, к ужасающим ранам, перед которыми и она, и все остальные оказывались бессильны. Но ее волновали душевные раны, те люди, что все еще вели свои битвы изо дня в день, хотя война закончилась. «Если бы я только могла создавать живым такой же уют», — подумала Мейси, выдергивая самые стойкие сорняки в тени памятника.
— Доброе дело сделали!
Мейси обернулась и увидела одного из кладбищенских рабочих, старика с красными костлявыми руками, крепко сжимающими ручки деревянной тележки. Его румяное лицо говорило о годах работы на открытом воздухе, а добрые глаза излучали сочувствие и уважение.
— Да, конечно. Печально видеть могилы неухоженными, правда? — ответила Мейси.
— Еще бы, после того, что эти ребята сделали для нас. Жалко их, черт возьми! О, мисс, простите, я забыл…
— Не беспокойтесь. В выражении своих чувств нет ничего дурного, — сказала Мейси.
— Оно так. Я не дал языку излишней воли.
Старик указал на могилу Дональда.