– Между прочим, дядюшка, вы бы могли снять обувь перед тем, как забираться на диван, – с упреком в голосе сказала Амалия, когда шаги полицейского окончательно стихли за дверью.
Дядюшка Казимир открыл глаза, без всяких околичностей отшвырнул покрывало и сел. Тут только Чигринский разглядел, что покрывало было не такое, как вчера, а немного другого оттенка и с бахромой по бокам.
– Между прочим, – капризно объявил дядюшка, – я рисковал!
– Чем же?
– Я ввел полицию в заблуждение, – важно сказал Казимирчик. – С меня могут спросить… по всей строгости закона, вот!
– И чем же вы рисковали? Разве вы не были вчера в ресторане Мишеля?
– Был, – свесил голову Казимирчик. – Но домой я вернулся на своих ногах! – обидчиво прибавил он.
«Нет, он не мошенник, – думал Чигринский, которому довелось стать свидетелем столь необычного семейного препирательства. – Не мошенник, но… ничуть не лучше мошенника…»
– Скажи-ка мне лучше, с чего это дворнику графа Морского вздумалось на нас доносить? – спросила Амалия.
– Как – с чего? – пожал плечами Казимир. – Он подкатывал к нашей Маше, а она дала ему от ворот поворот.
– Дядя, вы просто клад, – вздохнула Амалия. – Честно говоря, я понятия об этом не имела.
– Разумеется, – с готовностью отвечал Казимирчик. – Ты у нас витаешь в высоких сферах, политика, государственные дела, а я человек маленький, поэтому мне горничные все рассказывают… – Он пригладил торчащие волосы и протянул руку. – Да, пока я не забыл: пятьсот рублей.
– Дядя! – возмутилась Амалия. – За что?
– За то, что я по твоей просьбе изображал тут пьяного, как какой-нибудь актер императорских театров, – отвечал дядюшка, не моргнув глазом. – Это, дорогая племянница, серьезная работа.
– Работа?
– Разумеется, и, как любая другая работа, должна быть оплачена, – объявил дядюшка, важно поднимая палец. – В конце концов, я не благотворительная организация, и вообще, трудиться безвозмездно не в моих привычках.
Амалия сердито покосилась на дядю.
– К твоему сведению, даже лучшие артисты получают только тысячу в месяц, – заметила она.
– А им приходится играть перед полицией? – вкрадчиво спросил Казимирчик. – К тому же я человек скромный, на славу Давыдова не претендую. Пятьсот рублей меня вполне устроят.
«Вот прохвост!» – в восхищении помыслил Чигринский.
Однако, к его удивлению, Амалия тотчас же отсчитала дяде деньги, шепнув ему на ухо по-польски:
– Вымогатель!
– Я всего лишь соблюдаю свой интерес, – хладнокровно возразил Казимирчик, пересчитывая купюры. – Гм, Амалия, а тут уголок надорван, не могла бы ты мне ее заменить?
– Ну уж нет, – твердо ответила племянница и повернулась к гостю. – Дмитрий Иванович, вы будете с нами завтракать?
С одной стороны, Чигринского так и подмывало откланяться и сбежать, с другой – он был не глуп и прекрасно понимал, что все отнюдь не кончилось, а только начинается. Поэтому Дмитрий Иванович без особых возражений позволил увлечь себя в столовую.
Однако кое-что его беспокоило, и он сказал Амалии:
– Я очень благодарен вам за все, что вы сделали для меня и продолжаете делать, но… Боюсь, ваша выдумка насчет ресторана Мишеля не сработает. Я не хожу туда, и в ресторане отлично об этом знают.
Амалия метнула на своего собеседника быстрый взгляд.
– Увы, мне пришлось действовать экспромтом, – призналась она. – Честно говоря, я не ожидала, что полиция окажется настолько расторопной… точнее, что некто уже сделает им заявление насчет вас. – Молодая женщина прищурилась. – Вы до сих пор не знаете, кто это может быть?
Чигринский покачал головой.
– Однако теперь я вижу, что вы были правы, – быстро добавил он. – У меня есть враг, и он не остановится ни перед чем, чтобы погубить меня. – Дмитрий Иванович наклонился к Амалии и понизил голос. – Скажите, госпожа баронесса, а куда вы дели тело?
– Его увезли, – хмуро ответила она.
– Куда?
– Для вскрытия.
Больше она не сказала ни слова, и Чигринский понял, что она не расположена об этом говорить.
За столом кроме него и Амалии оказалось еще трое человек: уже знакомый ему дядюшка Казимир, который явно пребывал в приподнятом настроении после того, как получил за свое представление столь внушительный гонорар, польская дама в темном парчовом платье, расшитом золотом, – дама из тех, о которых в книгах пишут «со следами былой красоты на лице» и прочее, и мальчик, похожий на Амалию, на которого она поглядывала с такой любовью, что Чигринский окончательно успокоился и перестал думать о том, что судьба забросила его в притон, где не боялись даже полиции и не останавливались перед откровенной ложью ее представителям.
Дама в парчовом платье, которую звали Аделаида Станиславовна, оказалась матерью Амалии. Собственно говоря, любая другая мать, утром обнаружившая в доме дочери мужчину, которого накануне там не было, имела полное право потребовать объяснений по этому поводу, но Аделаида Станиславовна приняла появление Чигринского как должное, словно он давно уже собирался у них поселиться, да все откладывал. Мало того, она осыпала его комплиментами и объявила, что в восторге от его музыки.
– Вот вы и попались, Дмитрий Иванович, – заметила Амалия. – Берегитесь, теперь вам придется переиграть моей матушке все, что вы когда-либо написали.
Мальчик, которого звали Михаил, почти все время молчал и косился на гостя, и по лицу ребенка композитор видел, что этот член семьи вовсе не в восторге от его появления. Поэтому Дмитрий Иванович завел с ним разговор и стал расспрашивать, кем он собирается стать, когда вырастет.
– Военным, – застенчиво сказал Михаил и, подумав, добавил: – Как папа.
– Тебе же нравится музыка, – заметила Амалия.
– Нет, – коротко ответил мальчик, – не нравится.
Чигринский понял, что в семье существует какая-то натянутость, и она, судя по всему, касалась отсутствующего здесь отца семейства. Решив немного оживить разговор, композитор заговорил о людях, которых знал, рассказал несколько анекдотов и среди прочего упомянул, что поэт Нередин собирается вскоре возвращаться на родину.
– Да, он мне писал, – кивнула Амалия. – Но я ему отсоветовала возвращаться. По-моему, ему не повредит еще немного поправить здоровье.
Чигринский взглянул на нее с удивлением: он не помнил, чтобы Алешка когда-нибудь упоминал при нем, что знаком с баронессой Корф. Впрочем, Нередин всегда был скрытен, особенно в том, что касалось отношений с женщинами.
И тут Дмитрию Ивановичу показалось, что он нашел решение вопроса, который мучил его со вчерашнего вечера. Вопрос этот состоял в том, с какой, в сущности, стати незнакомая дама так охотно взялась ему помогать, когда для нее самой это могло означать разве что крупные неприятности. Другое дело, если Амалия была любовницей Нередина и знала о его дружбе с Чигринским. Да, такой расклад вещей и впрямь объяснял очень многое…