Оставляя за собой облако пыли и подскакивая на выбоинах, «БМВ» несся по ухабистому проселку в сторону бывшей столицы казачьего края. Заходящее солнце слепило правый глаз, заставляя щуриться. Кругом простирались зеленые поля, над которыми, вспугнутые грохотом движка, то и дело взлетали куропатки, перепела и другие луговые птицы. Время от времени по шатким деревянным мосткам он пересекал ерики и неширокие речушки. По этой дороге ездили мало. До Старочеркасска было около двадцати километров, но лютое бездорожье умножало каждый метр на пять, поэтому, в основном, все добирались по шоссе на Левом берегу и переправлялись через Дон на пароме. Рано утром, правда, станичники везли продукты на базар в Аксай, но после полудня пустые телеги возвращались обратно. А сейчас все уже сидят по домам, повечеряли и готовятся ко сну – в станицах ложатся рано. На этом и строился расчет – значит, не будет свидетелей…
Наконец, на плоском степном горизонте показалась колокольня, а через некоторое время и крыши поселения. В сгущающихся сумерках Студент замаскировал мотоцикл в стогу сена на окраине и, подождав, пока на скромные домишки упадет непроглядная тьма, вошел в станицу пешком. Он был в черной рубашке, черных брюках, черных китайских кедах, черных нитяных перчатках, на голову надел черный чулок, через плечо перекинул черную клеенчатую сумку. Такой наряд позволял раствориться в черноте донской ночи. Фонари не горели, только суматошно взбрехивающие собаки отмечали его путь по темным пустынным улицам.
Он уже побывал здесь на разведке: в воскресенье приехал на речном трамвайчике, затесавшись в толпу шумных экскурсантов, всюду ходил вместе с ними, добросовестно осматривая местные достопримечательности: атаманское подворье, бывший мужской монастырь, кандалы, в которые некогда был закован Степан Разин, и конечно, симпатичную деревянную церквушку, чудом уцелевшую в годы борьбы с религиозным дурманом. Издали казалось, что она сделана из маленьких, посеревших от времени дощечек, словно уменьшенная модель из спичек на реконструкции. Толкни посильнее – и рассыплется… Ан нет – вблизи видно, что когда-то плотники сработали на совесть, простоит храмина еще лет сто или двести… Внутри было сумрачно, прохладно и почти не пахло воском и ладаном. «Свечей жгут мало, на ладане экономят, – подумал он. – Да и где попам «рубить капусту»? Небось всех старух-прихожанок наберется двадцать – тридцать. И то в святой праздник… Молодежь вся в город подалась, мужики стесняются лоб перекрестить, не то что в церковь зайти. Коммунистическая идеология не терпит конкуренции, хорошо еще – вообще не закрыли…»
Экскурсанты рассматривали изящный балкончик клироса, который обветшал, провис и теперь вряд ли выдержит хор певчих, восхищались тонкой резьбой деревянного алтаря, а Студент небрежно прошелся вдоль иконостаса, высматривая то, что заказал Сазан. Глаз профессионала быстро скользил по темным ликам святых, многозначительно проглядывающим сквозь патину прошедших веков. Золотых окладов здесь, естественно, не было, но подлинных древних досок целых две, а старинная иконопись ценится куда дороже золота… А вот и еще ценная доска – Николай Угодник, XVII век… Третий раритет! Для такой маленькой церквушки – перебор… Ну ничего, скоро он это исправит…
Студент усмехнулся и принялся внимательно рассматривать будущую добычу, прикидывая – за сколько удастся ее сдать и как лучше к ней подбираться.
– Ой, а почему икона краской измазана? – резко прозвучавший в церковной тишине женский голос оторвал его от этих важных размышлений.
– Это не краска. Она «закрылась» давным-давно, еще в двадцатые годы, когда иконы и жгли, и на дрова рубили, – рассудительно ответил густой баритон.
Студент обернулся. Несколько экскурсантов обступили священника – средних лет мужчину с черной окладистой бородой, в рясе и с большим крестом на груди. Он указывал на аналой [44] , где лежала толстая вогнутая доска без всякого оклада.
– Может, не хотела на эти богохульства смотреть, а может, пыталась защититься, скрыться от варваров, – продолжал священник. – Прихожанка ее в сарае нашла, занесла в дом, а она «открываться» начала. А когда в храм принесли – еще быстрее дело пошло…
Студент подошел поближе. В слабом свете, проникавшем сквозь два довольно больших, но мутных от пыли окна (лишенных решеток и запирающихся на обычные шпингалеты), он увидел, что вогнутая доска снизу до половины покрыта сплошным серым налетом, а на верхней части отчетливо видны Святая Троица и лики всех святых.
«Редкая штука, чудотворная, – подумал Студент. – Ее тоже надо будет прихватить…»
И тут же поймал на себе внимательный, изучающий взгляд священника. Так может смотреть опер или прокурор, но не батюшка в храме. Он не любил таких взглядов, поэтому развернулся и пошел к выходу.
– Подожди, сын мой, – раздался сзади густой баритон. Несколькими бесшумными шагами священник догнал его, дружески взял под руку.
– Понравился ли храм, отрок? Иконы понравились?
Теперь Студент хорошо рассмотрел аскетичное лицо с глубокими носогубными морщинами, светлые глаза, обильную седину в черной бороде.
– Гм… Хорошие… Я-то в них не особо разбираюсь, святой отец…
– Отец Иоанн, – подсказал священник. – А тебя как звать-то?
– Валек. Валентин то есть…
– А мне показалось, что разбираешься, раб Божий Валентин. На новоделы внимания не обратил, а старинными долго любовался…
Студент пожал плечами.
– Не знаю, какие старинные, какие нет… Мне те нравятся, которые прямо в душу смотрят…
– Очень точно замечено, – кивнул отец Иоанн. – Ты образованный человек, сын мой. Хотя по твоему виду этого не скажешь…
– Гм…
Студент не знал, что ответить.
– И среди этих людей ты случайно оказался, – прищурился священник, обведя рукой разбредшихся по храму экскурсантов. – Это ведь гости Дона, приехали на семинар работников культуры. А ты местный. И совершенно точно не работник культуры…
– Не-е, я шофер, привез их на автобусе, – сказал Студент и поспешно вышел на паперть.
Священник последовал за ним.
– Ты на купол смотрел, отрок? – неожиданно спросил он. – На крест Божий взгляд кинул?
– Крест как крест, – буркнул Студент.
– А вот тут ты ошибаешься, – вздохнул отец Иоанн. – В двадцать пятом году храм разрушить хотели. Зацепили крест трактором, и ну – тянуть. А Глава наша стоит! Против трактора выстоял! Только накренился слегка. А у Ваньки-тракториста сын родился, с кривой ногой! Даже безбожники этот знак поняли, оставили церковь в покое… А крест как-то постепенно выправился…
– Ну и что? Я-то при чем? – раздраженно спросил Студент.
Отец Иоанн погладил бороду.
– Просто история такая интересная. И для работников культуры, и для их водителя. Кстати, они на пароходике приплыли…