— Благодарю, это было бы чудесно.
Шарлотта опустилась в чрезвычайно удобное с виду кресло, и мсье Аларик, позвонив в колокольчик, отдал служанке распоряжения, а затем сел напротив, на простой диван из темного бархата.
В комнате, что необычно, почти отсутствовали украшения, зато было множество книг в кожаных, с золотым тиснением переплетах, помещенных в футляры из красного дерева, сероватая марина [7] над каминной полкой, турецкий молитвенный коврик, такой блестящий, что он походил на церковное окно. Все это выглядело несколько инородным… и прекрасным.
Француз сидел в небрежной позе, закинув ногу за ногу, и продолжал улыбаться, но глаза его оставались серьезными. Он знал, что она пришла не по какому-то банальному или общественному делу, и ждал, когда же гостья наконец заговорит.
Во рту у Шарлотты пересохло; все заготовленные слова вылетели из головы.
— Мы с Эмили обедали с отцом, — сказала она довольно-таки резко.
Аларик не перебивал, продолжая смотреть ей прямо в глаза.
Сделав глубокий вдох, она продолжала:
— Нам пришлось обсудить одну достаточно неприятную тему — никак не связанную со смертью Мины или тем несчастным случаем, что произошел с бедным Тормодом.
Тень озабоченности опустилась на его лицо.
— Мне жаль.
Шарлотта даже не знала, кто был инициатором этих отношений — Аларик или Кэролайн, — поэтому ей следовало быть осторожной; ведь прежде всякий раз, когда они встречались, ничего другого, кроме крайней любезности, он не выказывал. Либо был более скрытным, чем Кэролайн, либо — что казалось более вероятным — не был осведомлен о глубине ее чувства. В конце концов, он знал ее мать не так хорошо, как она.
Шарлотта прокашлялась. Теперь, когда нужно было раскрыть все карты либо переменить тему и заговорить о чем-то другом, все оказалось не так-то и просто. Она ясно осознавала, что он сидит всего в нескольких футах от нее.
Когда-то Шарлотта считала его предводителем некоего загадочного общества, практикующего черную магию, — теперь это казалось абсурдным. Но что, если она считала его менее тщеславным и более милосердным, чем он есть на самом деле? Возможно ли, что ему не доставляет удовольствия то гипнотическое обаяние, которое позволяет ему без сколь-либо заметных усилий завоевывать сердца окружающих?
Шарлотта сглотнула и начала заново, причем получилось гораздо высокопарнее, нежели ей того хотелось.
— Похоже, отец в последнее время слишком усердно занимался делами и меньше, чем следовало, времени уделял домашней жизни. Думаю, вследствие этого бедная мама чувствовала себя немного позабытой. Разумеется, она не жаловалась. Не станешь же просить мужа о небольших знаках внимания, потому что даже если он их окажет, они ничего не будут стоить — ты будешь чувствовать, что сама их вызвала, а в действительности он о них даже и не думал.
— Стало быть, вы и ваша сестра указали ему на это? — предположил Аларик, и в глазах его проступило понимание.
— Именно, — быстро согласилась Шарлотта. — Мы бы сильно расстроились, если бы наша семья разрушилась из-за обычного недопонимания. Скажу даже так: мы намерены воспрепятствовать этому любой ценой. Подобные вещи выходят из-под контроля очень быстро — возникает новая привязанность, в которую оказывается вовлечена другая сторона, и прежде, чем успеваешь эти отношения расстроить, случается…
Француз смотрел прямо на нее, и она оказалась не в силах продолжить. Было совершенно очевидно: он знает, что она имеет в виду.
— Домашняя трагедия, — закончил он за нее.
Шарлотта с удивлением заметила, что цвет его лица изменился, словно под кожей разлился некий темный, зловещий свет. И тут ей стало ясно, что он просто не понимает силу своих чар, своей власти. Либо он не понимал других женщин в прошлом, либо полагал причиной их собственную природу, а себя — всего лишь злополучным катализатором.
— Думаю, «трагедия» — самое подходящее слово, — продолжала Шарлотта. — Возможно, нам следует поближе взглянуть на то, что способна сотворить страсть. Возьмем, к примеру, миссис Денбай. Вы ведь видели ее? Ее отчаянное, безнадежное чувство к мистеру Лагарду едва ли можно описать таким мягким и избитым словом, как «несчастье», не правда ли?
В течение несколько минут Аларик безмолвствовал, и Шарлотта уже начала чувствовать себя некомфортно под его пристальным взглядом. Ее очень беспокоило, что она находится с ним в комнате одна. Явиться сюда с визитом уже само по себе было большой глупостью, и ей следовало настоять на том, чтобы Эмили поехала с ней. Кто-нибудь мог ее видеть; к тому же кругом постоянно шастают слуги. Пойдут разговоры… Ее репутации ничто не грозило — на Парагон-уок никому не было до нее дела, — но как насчет Эмили? Кто-нибудь мог узнать в Шарлотте ту девушку, что приезжала к Эмили, когда здесь происходили те убийства…
И как насчет самого Поля Аларика?
Шарлотта зарделась при мысли о собственной безрассудности, но все равно понимала, что не хотела бы находиться здесь вместе с Эмили.
Она медленно подняла глаза и была поражена, прочитав в его взгляде отражение собственных чувств, их близости, как будто они дотронулись друг до друга, и у нее под кожей зазвенела побежавшая быстрее кровь.
Нужно уйти. Она сказала все, ради чего приходила. Ожидающая у дверей карета доставит ее на Рутленд-плейс. Она может присоединиться к Эмили в доме Теодоры фон Шенк.
Мысль о Теодоре напомнила ей и о другой цели визита. Она должна заставить себя спросить у него об этом сейчас; о новом посещении этого дома не может быть и речи.
Служанка принесла чай и удалилась. Шарлотта с благодарностью отпила немного из чашки — во рту пересохло, в горле стоял комок.
— Эмили отправилась в гости к госпоже фон Шенк, — заметила она со всей небрежностью, на какую была способна. — Полагаю, вы довольно-таки хорошо ее знаете.
Мсье Аларик заметно удивился, его темные глаза расширились.
— Не особенно. Наше знакомство имеет скорее деловую, нежели общественную подоплеку, хотя я и нахожу ее весьма приятной.
Теперь настал уже ее черед удивляться.
— Деловую? И о каком же виде бизнеса идет речь? — Затем, поняв, как грубо это звучит, она поправилась: — Я и понятия не имела, что госпожа фон Шенк занимается бизнесом. Или, быть может, вы знали ее мужа? — Она запнулась. — Я… я хотела сказать…
— Нет. — Поль слабо улыбнулся, заметив ее замешательство, но улыбка отнюдь не выглядела злорадной. — Знаком я с ним не был, хотя и слышал, что он был замечательнейшим человеком. До такой степени, что у Теодоры никогда не возникало желания вновь соединить себя узами брака.