Питт пристально смотрел на него.
— Благодарю, — наконец сухо ответил он. — Я постараюсь вас не подвести.
— Черт…
— Я возьму с собой констебля… двух, если желаете.
Этельстан вытянулся во весь рост.
— Это приказ, Питт… приказ, понимаете?
— Да, сэр. Так я сейчас и пойду… с двумя констеблями.
Амброз Меркатт не находил себе места от ярости и страха, что его обвинят в ранении Питта. В Акре мало кто сомневался, что без участия сутенера не обошлось.
— Это только ваша вина! — сварливо пробурчал Меркатт. — Шляетесь там, где вас не хотят видеть, суете нос в дела других людей… естественно, вас пырнули ножом. Вам еще повезло, что не задушили! Чертовски глупо. Если вы на всех давите так же, как на моих людей, мне остается только удивляться, что вы до сих пор живы.
Питт не спорил. Он знал, в чем допустил ошибку: не в том, что приходил в Акр. Просто в какой-то момент вышел из образа, перестал изображать местного обитателя. Позволил себе расправить плечи и выпрямиться в полный рост. Пренебрег осторожностью — и, как и указал Амброз, сглупил.
— И ты об этом, несомненно, сожалеешь… Кто лечит твоих женщин, если они заболевают?
— Что?
Питт повторил вопрос, но Амброз уже сообразил, что к чему.
— Не Пинчин, если вы об этом подумали.
— Возможно. Но мы поговорим со всеми твоими женщинами, на всякий случай. Может, они вспомнят то, о чем ты запамятовал?
Меркатт побледнел.
— Хорошо! Время от времени он пользовал одну или двух. И что с того? Пользу он приносил. Иногда эти глупые курицы залетали. Он с этим разбирался, оплату брал натурой. И уж мне убивать его совершенно незачем, так?
— Он мог тебя шантажировать.
— Шантажировать меня? — Голос Амброза поднялся до визга от абсурдности этой идеи. — Каким образом? Всем известно, чем я занимаюсь. Я не прикидываюсь кем-то еще. Это я мог его шантажировать, порушить его респектабельную практику в Хайгейте, если б захотел. Но наши деловые отношения меня вполне устраивали. Когда его убили, мне пришлось искать другого врача.
И Питту не удалось сдвинуть его с этой позиции ни вопросами, ни угрозами. В конце концов, он и констебли поднялись и пошли в другой бордель, и еще в один, и еще.
Уже в пять вечера Питт, едва передвигающий ноги от усталости, с ноющим от боли боком, пришел с констеблями в заведение сестер Долтон. Его он сознательно оставил напоследок. Хотел побыть в теплой, приятной обстановке, может, выпить чашку горячего чая.
На этот раз его встретили и Мэри, и Виктория. Они приняли инспектора с теми же уверенностью и спокойствием, пригласив в маленькую гостиную. И на предложение выпить чаю он сразу ответил согласием.
Мэри смотрела на него подозрительно, но Виктория, как и прошлый раз, располагала к себе.
— Эрнест Поумрой сюда не приходил, — искренне ответила она, наливая чашку и передавая ему. Констебли остались в приемной комнате, смущенные, но довольные.
— Знаю, — кивнул Питт, беря чашку из ее рук. — Мне уже известно, где он бывал. Меня интересует доктор Пинчин.
Ее брови приподнялись, серые глаза напоминали спокойное зимнее море.
— Я не вижу всех наших клиентов, но его не припоминаю. Его точно убили не здесь… или не так близко отсюда.
— Вы его знали? Профессионально, возможно?
Тень улыбки промелькнула на ее губах.
— Вы про мою профессию — или про его, мистер Питт?
Томас улыбнулся в ответ.
— Его, мисс Долтон.
— Нет. У меня здоровье в порядке, а если случается недомогание, я сама знаю, что нужно делать.
— А как насчет ваших женщин… ваших девушек?
— Нет, — тут же ответила Мэри. — Если кто-то заболевает, мы сами за ними приглядываем.
Питт повернулся к ней. Младшая сестра Виктории, лицо не такое волевое, в глазах нет той уверенности, но кожа чистая, носик маленький, россыпь тех же веснушек. Она открыла рот, но тут же закрыла. Питт все понял: об абортах ей говорить не хотелось.
— Разумеется, иногда нам требуются врачи, — Виктория вновь взяла разговор в свои руки. — Но к Пинчину мы никогда не обращались. В нашем заведении он не практиковал.
Питт ей поверил, но ему хотелось подольше побыть в тепле, да и чай он еще не допил.
— Назовите мне причину, по которой я должен вам поверить? — спросил он. — Этого человека убили. Конечно же, вам не хочется признавать знакомство с ним.
Виктория посмотрела на сестру, потом на чашку Питта. Потянулась к чайнику и, не спрашивая, наполнила ее.
— Нет такой причины, — ответила она, и Томас не смог истолковать выражение ее лица. — За исключением того, что он был мясником, а я не хочу, чтобы моих девушек резали так, чтобы они умирали, истекая кровью, или оставались калеками, которые уже не смогут работать. В это вы можете поверить!
Питт вдруг услышал, что извиняется. Нелепо! Он пил чай с хозяйкой борделя и говорил ей, что извиняется за какого-то врача, который так неуклюже делал аборт шлюхам, что они уже не могли от этого оправиться… и это были даже не ее шлюхи! Или она столь виртуозно врала?
— Я спрошу их сам. — Он допил чай и поднялся. — Особенно тех, кто попал к вам недавно.
Мэри тоже встала, ее пальцы мяли юбку.
— Вы не можете!..
— Не дури, — быстро вмешалась Виктория. — Разумеется, он может, если хочет. Пинчин не бывал в этом доме по делу, но мог приходить как клиент. Я буду очень вам признательна, мистер Питт, если вы не будете оскорблять моих девушек. Я этого не допущу.
Она встретилась с ним взглядом, напомнив Питту гувернанток в особняках аристократов. Ответа ждать не стала, но повела его на второй этаж и принялась стучать в одну дверь за другой.
Питт задавал одни и те же вопросы и показывал физиономию Пинчина полным хихикающим проституткам. В теплых комнатах пахло дешевыми духами и женским телом, но оклеили их веселенькими обоями, и они оказались гораздо чище, чем он ожидал.
После разговора с четвертой шлюхой Виктории пришлось отойти, чтобы разрешить какой-то домашний кризис, и с ним осталась только Мэри. Он подошел к комнате последней девушки, худенькой, лет пятнадцати или шестнадцати, явно испуганной. Появившись на пороге, она посмотрела на нарисованное на бумаге лицо Пинчина, и Питт сразу понял, что она соврала, говоря, что никогда его не видела.
— Хорошенько подумай, — предупредил ее Питт. — И будь очень осторожна. Солгав полиции, ты можешь попасть в тюрьму.
Девушка мертвенно побледнела.
— Достаточно, — резко вставила Мэри. — Она всего лишь служанка… с такими, как он, никаких дел у нее нет. Она только стирает пыль и подметает. Ничем другим не занимается.