– Такая колода стоит два с полтиной. В основном они поставляются к высочайшему двору.
– Это так, но и в магазинах их немало, – Круше в задумчивости поднял глаза к потолку, – вот только понять не могу: зачем он ее при себе держал?
– А если это был его талисман? Такая, знаете ли, счастливая карта. Игроки ведь суеверны! Вот и адвокат тогда тоже задумался… А если откровенно, то странный он какой-то: сам себе на уме. И уж больно этим делом заинтересовался. Я ненароком подумал, что, может быть, Ардашев знал раньше Изюмова. Допустим, тот мог быть его клиентом или знакомым?
– Нет-нет. Тут другое дело – спортивный интерес, если хотите. – Круше поднялся, подошел к открытому окну, резко развернулся на одних каблуках и горячо выпалил: – Этот присяжный поверенный довольно известная личность. Хотите – верьте, хотите – нет, а на сегодняшний день он не проиграл ни одного процесса. А все потому, что берется защищать лишь тех подсудимых, в чьей невиновности он абсолютно уверен. Способ его работы оригинален – найти истинного злодея и оправдать тем самым подзащитного. Здорово, а?! – Он немного помолчал и добавил: – Скорее всего, его заинтересовало само преступление, и вполне вероятно, у него уже есть кой-какие соображения. Да вот только знать бы, что он обо всем этом думает!
– Мы, собственно, можем его вызвать вполне официально, – неуверенно выговорил Унтилов.
– Ах, дорогой мой, Константин Аркадьевич! Да как же вы будете его увещевать? Мол, уважаемый Клим Пантелеевич, окажите властям содействие в расследовании загадочного убийства, поскольку у господ полицейских на этот счет не имеется никаких соображений, так, что ли?
Пристав молча потянулся к пачке «Суворов» и вежливо предложил гостю:
– Прошу вас.
– Спасибо, но я привык к своим, – Круше выудил из кармана оксидированный портсигар и достал папиросу. – «Гильзы «Колью», – процитировал он рекламу, – делают курение совершенно безвредным, потому что внутри находится вата, задерживающая вредные смолы».
Услужливо чиркнув спичкой, штабс-ротмистр предложил:
– А что, если установить за адвокатом негласное наблюдение: с кем общается, куда ходит, кому звонит…
Круше поморщился.
– Нет, это не пойдет. Хотя, наверное, с портье «Метрополя» стоит переговорить. Ну и на телефонной станции «барышням» отслеживать его вызовы большой трудности не составит. А я, пожалуй, попробую завести с ним дружбу. – Он весело посмотрел на собеседника. – Так что придется вам делать вид, что вы со мною незнакомы. Ну, а ваши городовые меня и так не знают, за исключением сегодняшнего дежурного. Стало быть, на этом и порешим – следствие я буду проводить инкогнито, выдавая себя за отдыхающего… ну, положим, за недавно овдовевшего пехотного капитана, который, потеряв жену, с горя вышел в отставку. Посмотрим, какой с этого будет толк. А с вами, Константин Аркадьевич, и следователем этим…
– Боголеповым…
– Да, – кивнул головой капитан, – я бы встретился здесь в это же самое время, этак денька через три-четыре, скажем, 15-го, в четверг. Возможно, к этому времени мне удастся что-нибудь накопать. И еще: вы уж постарайтесь поселить меня так, чтобы в «Москве» ни сном ни духом не ведали, кто я на самом деле.
– Слушаюсь, господин капитан. Все сделаю – комар носа не подточит.
– А как продвигается дело с кражей у американцев?
– Мы провели несколько обысков у барыг, но результат пока нулевой, – развел руками штабс-ротмистр.
– А с Матушкиным по душам не беседовали?
– Как же! Лично в Кисловодск ездил! «Готов, – говорит, – поклясться перед Святым Евангелием и Крестом Животворящим, что мои люди к этому делу никакого касательства не имеют».
– Сдается мне, что нет ему резона комедию разыгрывать. Ведь стоит нам захотеть, и от всей его «империи» камня на камне не останется. И он это прекрасно понимает.
– Это уж точно, – согласно кивнул Унтилов. – Еще стаканчик?
– Давай, Константин Аркадьевич, наливай. Чаек-то, вижу, Споровский?
– Только его и признаю. А может, по-гусарски?
– Можно и по-гусарски, только в резвый галоп не переходи, а то знаю я вас, кавалеристов…
Кряжистые раскидистые липы и тонкие барышни-березки шелестели ветками на ветру, слушая через распахнутое окно неторопливый разговор двух отставных армейских офицеров. Доливая в стаканы крепкий гавайский ром, они до самого утра вспоминали былую юнкерскую молодость и строевую службу в дальних, забытых богом гарнизонах.
Курортная жизнь начиналась рано. Проснувшись, по обыкновению, в шесть часов, Ардашевы шли в парк пить воду. От бюветов неспешно добирались до эстрады, где ежедневно в семь утра начинал играть местный симфонический оркестр. Завтракать предпочитали в кафе неподалеку. Ближе к восьми туда же подтягивались и засони Нижегородцевы. И потому пятый столик на шесть мест, как правило, был абонирован только на четверых. Два свободных стула почти всегда пустовали, однако ближе к девяти от посетителей уже не было отбоя.
Вот и сегодня, покончив с яйцом пашот и семгой под соусом бешамель, все ждали, когда к десерту подадут кофе. За неимением других новостей компания вяло обсуждала прочитанную доктором новость о приближении к Солнцу странствующей кометы Энке. Эта ужасная космическая путешественница имела диаметр в 500 тысяч верст и по форме напоминала обычную тарелку. Узнав, что до ожидаемой встречи светила с незваной гостьей оставалось менее месяца, Вероника Альбертовна горестно покачала головой выразив тем самым неподдельное беспокойство о будущем Галактики. Ее тревога невольно передалась и Ангелине Тихоновне, глубокомысленно изрекшей стандартный в таких случаях вопрос типа: «А что же теперь с нами будет?» – оставшийся, впрочем, без ответа. А ремарка Клима Пантелеевича, что диаметр Земли намного меньше размера непонятного блуждающего объекта (всего-навсего 12 тысяч верст) и подавно привела представительниц лучшей половины человечества в уныние.
Тяжело вздохнув, Вероника Альбертовна обреченно потянулась за вторым розовым зефиром, мысленно ругая себя за опрометчиво купленные наряды на размер меньше. Пошла уже вторая неделя их отдыха, а лишние фунты так и не собирались убавляться, и новомодные платья, блузы и кофточки, призванные ловить на себе завистливые взгляды скучающей публики, едва налазили на ее располневший стан, или, в лучшем случае, грозили разойтись по швам при первом же неловком движении. «А тут еще и этот конец света!» – мысленно расстроилась супруга присяжного поверенного.
Сонно прошелестев газетой, доктор вдруг встрепенулся и, оборотившись к своему приятелю, вымолвил дрогнувшим от волнения голосом:
– А вот эта статейка под заголовком «Таинственная карта», пожалуй, не может вас не заинтересовать. Вот послушайте:
«Как нам стало известно из надежных источников, во внутреннем кармане летнего сюртука варшавского купца, убитого на прошлой неделе в Цандеровском институте, была обнаружена червовая десятка. Возможно, упомянутый факт никоим образом и не должен был бы привлечь наше внимание, если бы не найденная в его чемодане целая колода из пятидесяти двух карт. Непонятно, для какой цели убитый носил с собой эту единственную карту. Жаль, что представитель судебного следствия в грубой форме отказал нашему корреспонденту прокомментировать сей загадочный факт. Такая недальновидная позиция чиновников, призванных оберегать покой достопочтенных граждан, не только наносит ущерб престижу судебно-следственных органов, но и в полной мере игнорирует озабоченность общественности по поводу случившегося. А между тем все «водяное общество» находится в некоторой ажитации, опасаясь, как бы череда преступлений, начавшаяся с ограбления американской семейной пары и последующим загадочным смертоубийством варшавского негоцианта, не продолжилась вновь.