«А ведь песочница-то сосновая! Доска сбоку и доска над головой!» – подумала Даф. Внезапно ей захотелось расхохотаться, упасть и, катаясь по песку, повторять: «Ну что, съели?»
Сообразив, что у нее начинается истерика, она больно укусила себя за руку. Боль привела ее в чувство.
Даф подошла к арке, оглядела ее и даже ощупала. Вернувшееся зрение сообщило, что перед ней штукатурка с веселым узором плесени, а под штукатуркой кирпич. Арка как арка. Вполне лопухоидная во всех отношениях. Наличие постоянного магического телепорта не подтвердилось. Значит, проход был временным.
Так вот какая смертельная опасность пригрезилась Эссиорху! У незадачливого хранителя приключился темпоральный сдвиг, и он прозрел угрозу, которая в тот момент еще не наступила. Если бы не появление суккуба, сбившее их с толку, помощь Эссиорха пришлась бы кстати.
Даф хотела уже выйти из арки, как вдруг увидела на асфальте темное пятно. Она присела. Провела пальцем. Поднесла палец к глазам, и внезапно ей стало дурно, тошно и противно.
Стражу света, даже неопытному, достаточно один раз увидеть кровь, чтобы понять, чья она и при каких обстоятельствах был нанесен удар. Лишь одного Даф не могла сказать: кто его нанес.
Заметив, что край пледа сбился, Ирка поправила его. Она предпочитала держать ноги закрытыми, даже летом, когда в этом не было необходимости. Так иногда удавалось на время забыть об их существовании. Но во время массажа, или переодевания, или когда она мылась в ванне – убежать от ног не удавалось, и они настойчиво терзали ее взгляд и душу – лишенные мышц, сине-белые, с выпирающими коленками, которые могли сгибаться только в руках массажиста.
Как же она ненавидела свое тело: безобразное, ненужное! Как ей хотелось вырваться и существовать независимо, вне плоти. Как она завидовала призракам, привидениям, которые свободно перемещались в пространстве, не завися от тела. Уж им-то не нужна была коляска. И синих кошмарных ног у них тоже не было.
Со временем Ирка привыкла и все чаще воспринимала свое тело как домик из коробок, раковину улитки, в общем, нечто, служащее временным обиталищем разума. Ноги же были досадной помехой, громадным хвостом динозавра, который ей приходилось таскать за собой, когда она по поручням, закрепленным вдоль стен, перебиралась с коляски на кровать или устраивалась в кресле у компьютера.
Порой, засидевшись за книгой или за монитором до середины ночи – Бабаня не слишком настаивала на режиме, ей было попросту на него плевать, – Ирка так уставала, что существовала почти вне тела. Во всяком случае, едва уже вспоминала о нем.
«Лампочки компьютера ночью горят так жутко. Как глаза Вия», – думала она, засыпая, хотя, разумеется, не была лично знакома с почтенным функционером с Лысой Горы.
Весь день она читала – пирамида книг порой вырастала до середины колеса коляски и даже выше. Ее миром было фэнтези – сотни реальностей, иногда жутких, иногда заманчивых, иногда готически строгих, в приглушенных молчаливых красках. Но все они, даже самые тусклые, все равно были лучше действительности. В результате в мечтах Ирка проводила бульшую часть жизни. О драконах, кентаврах, грифонах, химерах, заточке мечей и устройстве арбалетов она знала так много, как может знать только человек, ничего этого не видевший и не державший в руках. При допущении, конечно, что все это в минимальном объеме знали авторы, из книг которых она получала информацию.
Школа ее особенно не напрягала, поскольку училась Ирка экстерном. Ей помогали бабушка (в основном служившая морально-волевой дубинкой) и два учителя, с которыми она встречалась по пять-шесть раз в месяц. Уроки с каждым годом отнимали все меньше времени. Порой Ирке казалось, что, стоит ей взглянуть в учебник, она уже заранее знает ответ. Все было просто, логично и… скучно. Тоскливее же всего было записывать в тетрадь и без того ясные ей ответы. Разжевывать элементарные составляющие, все эти скобочки, степени, промежуточные действия и прочие костыли мысли. Раскрывать формулы там, где она разумом перепрыгивала через две-три ступеньки. Под конец, наскучив соблюдать тоскливые школьные условности, Ирка забросила занудные записи и ограничивалась тем, что сразу записывала ответ.
Первое время учителя негодовали, утверждали, что она заглядывает в «решебники» и, по выражению самой Ирки, «крошили батон». Однако так продолжалось до тех лишь пор, пока она не решала одну-две дюжины задач в их присутствии. Тогда учителя переставали изумленно повизгивать и в их глазах появлялось недоумение людей, которые не желают отказываться от выгодного репетиторства, однако в глубине души недоумевают, чему тут еще можно учить.
Экзамены за девять классов Ирка уже сдала. Еще два класса, проглоченных экстерном, и можно будет поступать в институт. Но Ирка особенно не спешила. Интуиция подсказывала, что семнадцати-восемнадцатилетние однокурсники не будут воспринимать ее всерьез, а лишь как забавную говорящую зверушку. А раз так, то студенчество, пускай даже в усеченном колясочном виде, будет безнадежно перечеркнуто.
Этим вечером, когда Бабаня, зевая, кроила в своем ателье маршальский мундир для театра, Ирка была дома одна. И, разумеется, сидела перед компьютером. Компьютеры – большой и ноут – были включены у Ирки даже ночью и, случалось, пугали Бабаню звуками аськи.
Внезапно из кухни донесся странный звук. Упал стул. Звякнули тарелки. Повисла на шнуре и закачалась, царапая стену, подставка для чайника. А в следующее мгновение Ирке показалось, что она услышала стон. Вполне реальный. Человеческий.
Как всякий компьютерный человек, Ирка мыслила пальцами и пугалась тоже пальцами. Вот и сейчас, прежде чем всерьез запаниковать и забить тревогу, она машинально напечатала:
Rikka: Ко мне кто-то забрался на кухню!
Anika-voin: Ага! Хотят украсть твой антикварный холодильник!
Miu-miu: бежит на помощь, но по дороге останавливается сделать бутербродик.
Rikka: Я серьезно! Там кто-то стонет!
Miu-miu: жует бутербродик .
Anika-voin: А вдруг к тебе пришел какой-нибудь придурок с бензопилой? Интересно, бензопилы работают от розетки?
Miu-miu: Не-а, вряд ли!..
Rikka: Идиоты!