Даф замотала головой, показывая, что она вполне проживет и без этого, но все равно получила ответ.
– Я председатель гражданской комиссии российского филиала международного общества по обсуждению правильности установки запрещающих знаков в центре Москвы! Не хило, а?
– Угу.
– Вот и я так думаю. Недавно у нас появилась своя печать!.. Печать – это очень важно, деточка моя! Любая бумажка с печатью выглядит гораздо серьезнее. Даже этикетка от яблочного сока с печатью становится документом!
– Неужели? – спросила Даф, с грустью вспоминая, что у Мефодия теперь тоже есть печать.
– Именно… Недавно нам удалось добиться, чтобы вопрос по поводу некой двусмысленности мигания желтого света московских светофоров был поднят в самом Нью-Йорке. Москве уже вынесли общественное порицание, но не смогли пока переслать. Факс зажевал бумагу, компьютер поломался, а человек из фонда, ответственный за сканирование, уехал в пустыню Гоби. Там никак не установят одностороннее движение верблюжьих караванов. Не правда ли, возмутительно?
Даф замешкалась с ответом, пытаясь определить свою позицию. Дама была шокирована. Она важно подняла палец, обвела в пространстве круг, точно выбирая мишень, и, наконец, прицелилась прямо в грудь своей собеседнице.
– Ты ведь не считаешь, что дорожная разметка в России правильная? Или, может, знаки не понатыканы как попало? Что ты молчишь? У тебя что, нет гражданской позиции?
Дафна торопливо подтвердила, что знаки действительно понатыканы как попало.
– Вот видишь! Я рада, что гражданская позиция у тебя все-таки имеется! Человек не должен стоять в стороне от общественных дел, особенно если у него имеется хоть какая-нибудь печать!
Дама взглянула на часы. Ее ждали великие свершения. В предчувствии этого двойная сплошная линия стиралась от ужаса и становилась прерывистой. Светофоры пребывали в замешательстве, не зная, каким светом гореть и каким мигать.
Энергичная дама шагнула к лифту. Нажав кнопку вызова, она еще раз оглянулась и внимательно оглядела Дафну, словно та была неверно установленным дорожным знаком.
– Хм… Ну что ж… Я довольна, что Петрусик начал встречаться с девочками! – сказала она.
– Я тоже рада за него, – по образовавшейся уже привычке поддакнула Дафна.
И лишь когда лифт уехал, она сообразила, о каких девочках шла речь, и ощутила себя как Депресняк, которого обозвали «деткой».
Пройдя по коридору, примечательному разве что множеством карт европейских городов, в которых удалось побывать энергичной даме, Дафна заглянула в комнату и немедленно обнаружила подростка с крупным родимым пятном на левой щеке. Брови у него смыкались на переносице и были необычной, просто невероятной густоты и жесткости.
Подросток сидел за большим столом боком к Даф и, наклонив голову к самой столешнице, вертел из проволоки самого омерзительного из монстров, которого только можно было изготовить из такого скудного материала.
По меньшей мере сорок других монстров – из глины, пластилина, проволоки, из старых пластиковых бутылок – располагались на полках, столе, подоконнике и даже на полу. Монстры были разных размеров. Самый маленький поместился бы в спичечный коробок. Самый большой, утыканный медицинскими иглами, был размером с дворнягу. Объединяло их только одно: все они навевали жуть. Даф невольно убрала руки за спину.
Услышав шорох, подросток поднял голову и посмотрел на Дафну. Брови у него встали торчком, как ежиные иглы.
– Имя? – сказал он властно, ничуть не удивившись.
– Мое? – растерялась Даф.
– Свое я знаю.
– Дарья! – сказала Даф.
– Фамилия?
– Пи… Пименова. Мы что, в милиции?
Вопрос был пропущен мимо ушей. На чужие вопросы милейший хозяин монстров, видимо, не отвечал.
– Цель визита? – продолжал он.
«Дать тебе в нос!» – хотела сказать Даф, но вместо этого произнесла:
– Мне нужно с тобой поговорить!
Ее собеседник ничуть не удивился. Отложив проволоку, он встал, подошел к Даф и протянул ей руку. Ростом изготовитель монстров был примерно с Даф. Рукопожатие его отличалось сухостью и деловитостью. Говорил он отрывисто, делая между словами внушительные паузы и резко повышая тон, почти вскрикивая, в самых неожиданных местах.
– Петр Чимоданов. Подчеркиваю: Чи моданов. Первый гласный звук «и». НО! С мерзким словом «чемодан» моя фамилия не имеет ничего общего. Ты учла этот нюанс? Зарубила на своем хорошеньком носу?
– Учла. Зарубила, – вежливо сказала Даф. У нее возникло желание поменять уши у Чимоданова местами, предварительно оторвав их. Она уже почуяла, что перед ней редкостное хамло.
– Еще учти, что слово «Петрусик» при мне лучше не произносить. В крайнем случае: Петруччо.
– Но твоя мама…
– НО! Подчеркиваю: ты не моя мама.
– Хорошо-хорошо… – кивнула Даф, думая, что сынок пошел характером в мамашу.
– Просто странная деталь… Один парень из класса дразнил меня: Петрусик Чу моданов. Обалденно смешно… Повторял два года подряд изо дня в день!.. Я просил его остановиться… НО! Ему казалось, что от многократного употребления шутка становится только смешнее.
– А сейчас он больше так не делает? – спросила Дафна, надеясь сразу добраться до финала.
Чимоданов посмотрел на большого монстра, утыканного иглами.
– Подтверждаю: не делает. Он откусил во сне половину языка. А накануне я пожелал ему именно этого. Идиотское совпадение, не находишь?
– Да, идиотское, – сказала Даф, печально посмотрев на черные сомкнутые брови. – Он хотя бы жив?
– Подтверждаю: живет и процветает. Ест с аппетитом. Ходит в школу. Сдает письменные работы в огромном количестве.
– Только письменные?
Змеиная улыбка скользнула по губам Чимоданова.
– НО! Вслух его не спрашивают.