Говоря так, Лигул смотрел на Тухломона с таким пристальным и вежливым вниманием, что тот понял: горбун прикидывает, сохранить ему жизнь или нет. Хихикнуть комиссионер уже не отважился. Только дрыгнул ножкой.
– Кроме того, – продолжал Лигул все так же тягуче. – Мак заставляет ее сомневаться в Буслаеве… Если бы она полюбила Мефодия, а он – ее, их любовь была бы крайне опасна для мрака. Страсть еще туда-сюда, нежность – шут с ней, перетерпим, но не истинная любовь! Нет, не доверяю я Буслаеву. Не успокоюсь, пока его эйдос не окажется у меня…
Ирка покачнулась, точно от толчка в грудь. Если прежде она еще могла обманываться, утешая себя тем, что Буслаевых в таком городе, как Москва, куры не клюют, то теперь сомнений не оставалось.
Мефодий, ее Мефодий, встречался с девчонкой, с которой она видела его у дома Мошкина! Негодование, обида захлестнули Ирку. Пальцы сами собой сжались, и в них материализовалось верное копье валькирий. Пламя черной свечи дрогнуло. Спохватившись, Ирка расслабила руку, заставив копье исчезнуть. Затем с тревогой уставилась на Лигула и Тухломона, проверяя, не заметили ли они чего подозрительного.
Но нет. Горбун как ни в чем не бывало продолжал разговаривать с Тухломоном. Он похлопывал его по плечу и говорил что-то приятное и одобрительное. Лицо комиссионера сминалось от счастья.
– Служу мраку-с! – докладывал он.
Ирка смутно заподозрила подвох. Уж больно сахарно вел себя Лигул. Все же она расслабилась, решив, что пронесло, не заметили. Но тут она случайно увидела, как рука горбуна скользнула к карману и достала нечто, похожее на маленький кусок красного льда. Поигрывая им, горбун уронил его на пол и сделал вид, будто не заметил. Между тем красный лед подкатился к свече, а еще мгновение спустя Тухломон и Лигул исчезли, прервав разговор на середине фразы. Подвал опустел. Изумленная Ирка не сразу поняла, что осталась одна.
Неожиданно пламя черной свечи отклонилось, вытянулось и огненным пальцем коснулось льда. Лед треснул. Перед Иркой вырос витязь – сотканный из огня, но с ледяной головой и ледяным топором в руке. Удар последовал мгновенно, без подготовки. Ирку спасло то, что за миг до удара она увидела, как отразился ее силуэт в пустых ледяных глазницах витязя. Огненный витязь с ледяной головой видел ее! Ирка присела, и топор пронесся над ее головой. Не дожидаясь повторного удара, Ирка метнула копье, послушно возникшее в ее руке уже во время замаха.
Копье пронзило огненную грудь, но свежее пламя тотчас затянуло рану. Там, где стоял один витязь из льда и огня, теперь были двое. Никакое везение не бывает бесконечным. Ледяной топор зацепил Иркин нагрудник, сбив ее с ног.
Лежа на полу, Ирка видела, как поднимается ледяное лезвие. Опустившись, оно поставит точку на ее сегодняшних неудачах. Закричав, Ирка перекатилась на бок и метнула копье в черную свечу. Копье валькирии мелькнуло полосой пламени. Действовала она по наитию. Черная свеча погасла. Подвал погрузился во тьму.
Ирка в тоске ожидала удара, но удара так и не последовало. Слышно было, как трескаются и рассыпаются ледяные головы. На Ирку брызнуло ледяной крошкой.
– Привет горбуну Лигулу! – сказала Ирка, поняв, что победила.
Ощущения полной победы, однако, не было. Призрак, наспех сотворенный из пламени и огня, наверняка не главное оружие мрака.
Не желая больше оставаться здесь, Ирка бросилась вверх по лестнице, перескакивая через несколько ступеней. Лишь наверху, уже в подвале, прислонившись спиной к стене, она перевела дыхание.
Мефодий и Ната Вихрова сидели за столом Улиты. В стороне на раскладном стульчике, обхватив колени, застенчиво притулился Евгеша Мошкин, а Петруччо Чимоданов со свойственной ему наглой непосредственностью животом лежал на кожаном диване и болтал ногами. Перед ними важно прохаживалась Дафна и мундштуком флейты рисовала на воздухе руны.
– Руна мудрости… Применять как можно осторожнее. После кратковременной мудрости наступает «интеллектуальный откат», – поясняла она.
– Какой-какой? – любознательно переспросила Ната.
Покусывая белыми зубами карандаш, она с легким вызовом смотрела на Даф.
– Интеллектуальный откат знаком студентам, которые после экзамена по философии или греческому языку, обливаются в коридоре водой из грязных банок или засовывают девушке за шиворот упаковку из-под чипсов… – озвучила Дафна. – Далее… Руна столетнего сна… Помните Спящую Красавицу? Именно эта руна была на конце веретена. Руна мертвенного сияния… Ну эта в основном используется для охраны проклятых артефактов. Ее можно особенно не запоминать...
Дафна нашарила глазами кота.
В противоположном конце приемной Депресняк глазами провинциального трагика смотрел на коробку с кошачьим кормом, сравнивая его вкус со вкусом свежепойманных ворон. И, судя по выражению кошачьей морды, сравнение было не в пользу консервов.
Чимоданов неудачно махнул ногой и ударился о спинку дивана.
– Ха! – сказал он, морщась.
– Что «ха»?
– НО! Цирк! Дурдом! Детский сад! Даже хуже! Цирковой дурдом на базе детского сада! Плевать хотел на руны!
– Бунт на корабле? – холодно поинтересовалась Даф.
– Жалуйся! Зови Арея! – зевнул Чимоданов и повернулся на другой бок, носом к спинке дивана.
Он явно ставил Дафну на место. Даф поняла, что если прямо сейчас не утихомирит этого фрукта, то остальное обучение будет состоять исключительно из непрерывного вяканья Чимоданова.
Действуя по наитию, она достала флейту и поднесла было ее к губам, но, раздумав, ограничилась тем, что начертила флейтой руну на демонстративно повернутой к ней спине Петруччо.
Ощутив прикосновение флейты, Чимоданов резко повернулся и что-то попытался сказать. Однако, хотя он исправно открывал рот, ни одного звука из него так и не вырвалось.
– Прошу обратить внимание: руна молчания… В среднем ее действие продолжается семь раз по семь лет, позволяя единократно, в конце каждого семилетнего периода, изрекать по одной мудрой фразе! Нередко это свойство руны используется восточными мудрецами и авторами малых жанровых форм. Действие руны отменить невозможно! – важно продолжала Дафна.
Чимоданов посерел от страха.
– М-м-м-м-м! – замычал он в крайнем негодовании.
Даф некоторое время с удовольствием послушала звуки коровника и пресекла их легким движением ладони.