Он шагнул ещё…
Ещё…
Старик неторопливо поднял руку и показал Петру небольшой округлый камешек, зажатый между сухонькими пальцами.
– Уходи! – смешным тенорком проговорил тувинец.
Пётр продвинулся ещё немного вперёд.
Тогда шаман бросил свой камень. Бросил без особой силы, почти лениво и не пытаясь прицеливаться. Камешек пролетел по прямой к Петру и ударил его точно между глаз. Пётр охнул, его рука разжалась, нож вывалился и воткнулся острием в землю. Пётр качнулся и окровавленными ладонями закрыл лицо. Его мощное тело дёрнулось, осело, как-то нелепо согнулось, наклонилось влево и тяжело осело в траву. Две-три секунды Пётр стоял на коленях, потом опрокинулся на спину, неуклюже вывернув колени вверх.
Старик мелкими шажками приблизился к неподвижному Петру и, не обращая на него внимания, принялся искать в траве свой камешек. Вскоре он поднялся и засеменил обратно к чуму, очень довольный, что камень не потерялся.
* * *
Ближе к вечеру Сергей Лисицын и Дагва Хайтювек выехали на тропинку и увидели шагавшую им навстречу лошадь.
– Это лошадь с турбазы, – уверенно сказал Лисицын.
– Почему так уверен?
– У неё на крупе пятнышко светлое. Я сразу на эту кобылку внимание обратил. Её Коршуновы забрали.
– Значит, поедем по тропинке. Откуда-то она бежит ведь, – Дагва вытянул шею и вгляделся в пространство перед собой, бежит без своего Коршунова.
– Хотел бы я знать, что мы там увидим…
Сергей подхватил повод подбежавшей лошади и потянул её за собой.
Минут через десять они остановились перед небольшим бревенчатым сооружением, из-под которого, умиротворённо журча, выбегал тонкий ручеёк. Вокруг стояли деревья, густо увешанные тряпичными лоскутами.
– Священный родник, – Дагва указал на хижинку. – Видишь, кто-то хорошо ухаживает за ним, от непогоды стенами и крышей обставил.
– Там источник?
– Да, ключ. Должно быть, много паломников бывает тут, – Дагва махнул рукой на ленты, – очень много. Надо глотнуть этой воды.
– Может, позже?
– Нет, надо сейчас. Я никогда здесь не был. Но много слышал про это место, его называют Хам-ыяш.
– Хам-ыяш? Что это означает?
– Дерево-шаман.
– Это про какое-то конкретное дерево сказано? – спросил Лисицын, осматриваясь.
– Где-то здесь должно быть такое дерево, – пояснил Дагва, слезая с коня. – Есть такие редкие деревья, ветви которых образуют особую форму, причудливую форму, как густая шапка волос. Не встречал? Очень густое сплетение ветвей, очень странное. Я однажды видел такое шаманское дерево, у него была совершенно круглая крона. Где-то здесь тоже должно быть дерево-шаман.
Он открыл дверцу и опустился на колени перед водоёмом. Зачерпнув воды ладонями, он медленно выпил её.
– Вкусно.
– Пожалуй, я тоже, – сказал Сергей и спрыгнул на землю, брякнув автоматом.
– Если такую воду пить семь дней, то многие болезни пропадут.
Дагва поднялся и обвёл взглядом лес. Начинало темнеть.
– Поедем дальше. Пора уже…
Вскоре они выехали на поляну. Остановив коней, переглянулись.
В свете заката представшая перед ними картина была гипнотизирующей; казалось, что они попали в далёкое прошлое, пропитанное духом осязаемой мистики. На поляне стояло конусовидное тувинское жилище, полог которого был откинут. Над чумом вился, словно исполняя магический медленный танец, розоватый дым. Возле чума сидел шаман с бубном в руке. На его голове красовалась меховая шапка с несколькими ястребиными перьями на макушке, а на лоб шамана с шапки свисала бахрома из бус. Шаман о чём-то сосредоточенно думал. Возле него сидела Марина, её глаза были закрыты. Перед ними лежали в траве два неподвижных тела – Матвей Коршунов и Пётр Чернодеревцев. По всему голому телу Петра запеклась кровь.
Услышав звук копыт, Марина и шаман повернули головы.
– Серёжа! – воскликнула женщина и вскочила на ноги. – Серёжа! Наконец-то!
Лисицын живо слез с лошади и кинулся к Марине.
– Как ты? Что тут случилось? У тебя всё в порядке?
Он сыпал вопросами, не дожидаясь ответов. Он чувствовал, что не в силах справиться с нахлынувшим на него волнением. Никогда прежде он не испытывал такого облегчения при встрече с кем-то.
– Как славно, что с тобой всё в порядке. Ты не ранена?
– Нет, я не ранена, но Петя убит…
– Я вижу… Расскажи, как тут всё случилось…
– Это я во всём виновата. Всё моя дурь бабья…
– Нет, Мариша, успокойся, – Сергей крепко обнял её. – Ты тут ни при чём. Если бы не профессор с его дурацким мемотрином, то уж точно ничего не произошло бы.
– При чём тут Алексей Степанович? Ты ведь про него говоришь? Что такое мемотрин?
– Ах, ты же не знаешь ничего об этом… Ну, это я позже расскажу тебе во всех подробностях, – Сергей посмотрел на Дагву Тувинец негромко беседовал со старым шаманом. Сергей опять повернулся к Марине. – А чем вы сейчас занимались?
– Старик хотел поговорить с душами убитых. Но тут приехали вы.
– Поговорить с душами убитых?
– Да, так он объяснил. Но он плохо по-русски говорит. Может, я не поняла чего-то… Но как же здорово, что вы появились. Как вы нашли меня?
– Мы повстречали лошадь, – объяснил Сергей.
– Она сбежала, когда тут началась стрельба. Но вы с другой стороны приехали. Мы сюда вон оттуда пришли, а вы – с другой стороны.
– Мы могли и не найти этого места. Тут дело случая.
– Я буду всю оставшуюся жизнь благодарить Бога за этот случай… И проклинать себя за эту поездку.
– Успокойся, теперь всё позади.
– Эй! – послышался громкий голос Дагвы. – А где же наш сумасшедший?
Все разом обернулись к двум трупам, но там лежал только мёртвый Матвей. Пётр исчез.
– Моя хотеть говорить с его душа, – проворковал шаман. – Моя хотеть спросить его, зачем столько злости, зачем столько крови… Однако его не умирай. Его только потеряй чувство.
– Совсем темно, по следам ничего не найдём уже, – вздохнул Дагва.
– Он никуда не уйдёт, – уверенно сказал Сергей, – он будет таиться где-то рядом.
– Я боюсь, я больше не вынесу этого! – почти закричала Марина.
– Тихо, девочка, тихо, – успокоил её Лисицын и снял автомат с плеча. – Подержи-ка моих лошадок.
Сергей осторожно прошёл вперёд и остановился над телом Матвея. Глаза браконьера были закрыты, рот искривлён, шея и грудь покрыты густой кровавой пеной. Сжатые кулаки, казалось, приготовились ударить любого приблизившегося. Но Матвей не мог причинить вреда никому. Он умер. От него разило холодом.