— Ну спасибо, — кивнул Бахрушин, настроившись подремать.
Но тут звякнул мобильный. Звонил старший лейтенант Кориков.
— Я узнал, — сказал он тоном победителя.
— Что узнал? — не сразу понял Бахрушин.
— Узнал, что часть средств Рубинштейна будет перечислена в фонд следствия. То есть каждый, кто будет заниматься расследованием этого дела, сможет получить солидный гонорар! И похоже, есть возможность выйти на тех, кому была выгодна гибель Рубинштейна, и не просто гибель, а именно насильственная смерть.
— Ну вот и поищи. Выспись хорошенько и поищи тех, кому это выгодно… — предложил Бахрушин.
— Слушаюсь, товарищ полковник, — сказал Кориков с энтузиазмом. — У меня есть план.
И полковнику этот его энтузиазм весьма не понравился.
— Опять «у меня»! — не скрывая раздражения, одернул он Корикова.
— Нет, ну когда я все продумаю, я обязательно поделюсь с вами своими размышлениями… — чуть стушевался Кориков.
— Только давай без самодеятельности! Спокойной ночи, старший лейтенант, — сказал полковник. — Остынь. У тебя был трудный день.
— Спокойной ночи, — не скрывая обиды, ответил старший лейтенант Кориков.
Выйдя из машины, Бахрушин отметил, что дождь кончился и на небе появилась луна, свежая, умытая, строгая и по-осеннему ясная.
Полковник взглянул на окна своей квартиры. Свет не горел даже на кухне. Значит, домашние спали. Отпустив водителя, полковник достал сигареты и закурил.
Комбат продолжал действовать, значит, ситуация под контролем. И тут полковник Бахрушин вдруг понял причину излишнего энтузиазма старлея Корикова. Скорее всего, выудив из Интернета информацию о том, что за расследование дела о гибели Рубинштейна будут платить хорошие деньги, он настроился включиться в игру. И это полковнику определенно не нравилось. Скорее всего, те, на чей счет будут перечисляться деньги на расследование убийства, и были его организаторами. Но это еще нужно было доказать. И энтузиазм старлея Корикова использовать строго по назначению.
Докурив, полковник Бахрушин еще раз взглянул на луну, на сонные окна своей квартиры и вошел в подъезд.
Татьяна Мельникова пребывала в растерянности. Да, после того как они с мужем вернулись в Россию, их дочка часто болела. Но чтобы вот так, сразу, немедленно нужно было делать дочери операцию. Да еще за такие деньжищи… В это не хотелось верить. Но больше всего ей не нравилось то, что доктор Рожкин, к которому они во второй раз пришли на консультацию, вел себя как-то странно.
Еще неделю назад улыбчивый, веселый, в этот раз он сидел за столом, не отрывая взгляда от бумаг, и крутил пальцами ручку. Сначала он что-то талдычил про ослабленный иммунитет, потом начал сыпать латинскими терминами и, подсунув ей результаты анализов, заявил, что есть подозрение на редкий вирус (тут следовал еще один латинский термин), который они привезли из Малайзии, и именно этот вирус и спровоцировал развитие опухоли, которую нужно срочно удалить.
Потом он выписал чек на оплату и сказал:
— Мне надо бы поговорить с вашим мужем.
— Хорошо, — кивнула Татьяна, забирая ребенка, и вот теперь, растерянная, она не могла решить, то ли ей позвонить мужу, то ли отложить разговор до вечера. Ее передергивало от одной мысли о том, как муж строго и сухо скажет: «Я занят. Вечером переговорим». Подумав, она все-таки набрала его номер, и он действительно, чего она так боялась, ответил сухо и даже сурово:
— У меня люди. И не звони мне больше. Буду очень поздно.
После такого разговора хотелось или закатить истерику, или напиться. Но истерику закатывать было некому. Даже на прислугу не накричишь, потому что няня как раз пошла укладывать дочку спать. Она считала, что ребенку, чтобы меньше капризничал, обязательно нужен здоровый полуденный сон. Она и им с мужем однажды в воскресный день заявила:
— После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать.
На что муж тут же грубо парировал:
— Мы не в детском садике. Вы бы нас еще манной кашей накормили!
— Тебя, наверное, в детстве бабушки этой кашей перекормили! — попыталась свести к шутке Татьяна.
Но Мельников неожиданно еще больше разозлился, налился краской и, выругавшись, выкрикнул:
— У меня эта каша в печенках сидит! Все люди как люди, а меня, ты же видишь, как разнесло… Все потому, что кашей пичкали и спать укладывали…
У Мельникова, как заметила Татьяна, просто комплекс был какой-то. Он всем хотел доказать, что он не маленький, что способен сам принимать важные решения. Его партнеры, как, понаблюдав, очень скоро поняла Татьяна, очень умело использовали это и таким образом провоцировали его на решительные действия. Иногда это приносило доход, иногда — убыток.
Жизнь в России даже с такими, как были теперь у Мельникова, деньгами оказалась не совсем такой, как ей виделось из-за границы. Как ни удивительно, даже в чужой стране, не зная языка, она чувствовала себя более свободной, чем здесь, в России.
Здесь Татьяне было еще более одиноко, чем на далеких островах. Их соседи-иностранцы в Малайзии казались теперь Татьяне более дружелюбными, чем русские.
Ее школьные подруги, с которыми она попыталась наладить контакт, то ли от зависти, то ли из вредности даже в гости к ней приехать не захотели. Даша Ведерникова, с которой она когда-то сидела за одной партой, та вообще заявила, что с богатыми не общается в целях личной безопасности.
— У тебя же там охранников полно. А меня, как твою подругу, бедную бюджетную учительницу, и в заложники взять могут. У вас, богатых, свои порядки.
У мужа тоже были не друзья, а так, партнеры по бизнесу. На вечеринки они приходили или с женами, высокомерными и, несмотря на улыбки, весьма неприятными для общения дамами, или с длинноногими красотками, заказанными на один вечер в каком-нибудь модельном агентстве. Татьяна все время боялась ошибиться, где жена, а где элитная эскортуслужница. А поскольку некоторые «мэны» каждый раз появлялись с новой пассией, ошибиться было более чем легко. И потом, у Татьяны с детства была одна слабость — она любила хвастаться. А чем можно похвастаться перед такими же, как ты сам. У каждой — богатый муж или любовник; наряды, купленные якобы в бутиках, а на самом деле на распродажах; взятые напрокат якобы подаренные все тем же мужем или любовником украшения. Уж она-то, Татьяна, знала: чем богаче делается человек, тем он все скупее и скупее становится.
Ребенок, да еще маленький, особой зависти в этом кругу не вызывал. То, что они с мужем жили за границей, тоже мало кого впечатляло. Вот когда завела далматинца, все немного поахали. Она даже уловила несколько завистливых взглядов.
Потом случайно познакомилась с соседкой Анжелой, молодой, даже, можно сказать, юной вдовой, которая прилетела сюда из Америки. Вот перед ней Татьяна почему-то сразу почувствовала свое превосходство. И далматинец, и муж, и ребенок. Ясное дело, Анжела, даже если не подаст виду, станет завидовать.