— Какие маги?
— Тайная Коллегия Магов, так это называется.
— Маги? Выходит, они не христиане?
— Никоим образом. Они — маги… Но многие из них сейчас выглядят вполне добропорядочными христианами и даже возглавляют епископаты. А многие — истовые магометане. Они пользуются любыми формами для достижения своих целей. И никто не в силах отличить их от обыкновенных людей…
— Святой Георгий, охрани нас от этой напасти!
— Когда-то у них был свой храм, небольшой, очень скромный, и, в отличие от большинства религиозных обществ, Коллегия была по-настоящему закрытой, никто не знал, чем она занимается. Но за стенами их неприметной обители вынашивались грандиозные замыслы, рождались сильнейшие маги. Знаменитые халдейские жрецы со своим легендарным чародейством — младенцы в сравнении с магами Тайной Коллегии… Да, когда-то у них был свой храм, но теперь им нет надобности возводить свои святилища, они пользуются христианскими церквями, мусульманскими мечетями, индуистскими храмами. Они растворились в окружающем мире. Они умеют путешествовать, выходя из собственных тел, и поэтому их можно назвать почти вездесущими.
— Оборотни! Демоны! Господи, просвети очи мои, очисти сердце моё…
— При чём тут демоны! Впрочем, вы не поймёте. Вы способны усвоить только те идеи, которые провозглашаются сейчас. Вам не понять, что такое вечность.
— Жизнь вечную обещал Господь наш Иисус Христос, но обещал только тем, кто последует за ним.
— Нет, нет, сударь, это не та вечность… Да и знаете ли вы в действительности, о чём говорил тот, кого называют Христос? Вы опираетесь лишь на то, что пишут в книгах Отцы церкви.
Жак де Бриен болезненно сморщился:
— Вы позволяете себе странные высказывания, сударь, подозрительные высказывания, почти крамольные. Да простит вам Господь согрешения ваши… Из ваших слов я могу сделать вывод, что вы ставите под сомнение содержание Священного Писания.
— Ошибаетесь. Я ни в чём не сомневаюсь, — ухмыльнулся гость.
— Слава Богу! — вздохнул с облегчением де Бриен и набожно перекрестился. — И да защитит меня Пресвятая Дева в день печали и скорби… Однако ж позвольте всё-таки спросить, господин Ван Хель…
— Можете называть меня просто Винсент.
— Откуда вам известно всё это?
— Что?
— Ну… про эту ужасную Коллегию. Ведь ежели она столь таинственна, как вы-то сподобились узнать про неё?
— Вам нужна правда? — Ван Хель недоверчиво покачал головой.
— Да.
— Что ж, извольте: когда-то я был одним из её членов.
— Вы?.. — Де Бриен почти с ужасом взглянул на собеседника. — Помилуй меня, Господи, грехи мои очисти покаянием. Помилуй и сохрани, не оставь душу мою гореть в аде… — Он снова перекрестился. — Но теперь вы, как я понимаю, отреклись наконец от этих нечестивцев во славу Господа нашего Иисуса Христа.
— Вы всё о своём! — Ван Хель медленно обошёл комнату, осторожно перешагивая через разбросанные вещи, и остановился перед крохотным окном, затянутым вощёным холстом. — Вам сейчас надо думать о собственной шкуре, Жак. Коллегия добралась до «Житий Мерлина», но хочет разделаться с вами, поскольку думает, что вы знаете некоторую правду об Артуре и сможете отразить её в вашем романе… Хотите, дам вам совет?
— Слушаю вас. — Де Бриен подался вперёд, вперившись в лицо Ван Хеля.
— Вам надо пустить слух о том, что ваш Артур будет совершать во имя Христа подвиг за подвигом.
— Пустить слух?
— Иначе откуда они узнают, что вы создаёте именно такой образ Артура, а не тот, который написан в «Житиях»?
— Да я и сам хочу, чтобы мой персонаж был благороден и высоко нёс знамя истинной веры. Он должен бороться со всяким злодейством, удивлять милостью своей и щедротами…
— И всё-таки не забудьте, что вам всюду надо рассказать о ваших замыслах… И никому, разумеется, не упоминать о знакомстве со мной… А теперь давайте выпьем ещё вина, — улыбнулся Ван Хель.
— Минутку, эта бутылка уже пуста. — Жак де Бриен засуетился. Казалось, он обрёл нарушенное душевное спокойствие. Разгребая наваленные перед шкафом вещи, он торопливо освобождал дверцу, чтобы добраться до спрятанных внутри шкафа бутылок. — Я с готовностью возьмусь за написание романа о великом рыцаре, о славном короле, поднявшемся на борьбу с тёмными силами, — бормотал придворный сочинитель, словно убеждая кого-то невидимого. — Я создам удивительный образ, который послужит примером твёрдости духа и прекрасных порывов. Это будет высочайший идеал рыцарства…
Когда он наконец извлёк из шкафа вино и повернулся к гостю, победно потрясая бутылкой над головой, Ван Хеля уже на было в комнате.
— Сударь! — проговорил растерянно де Бриен. — Где же вы?
Никто не отозвался.
* * *
Ван Хель остановился. Спереди донеслись звуки трещоток и деревянных колотушек. Из-за угла появились трепещущие отблески факелов. Послышался грубый смех и нестройная песня.
Ван Хель бесшумно прыгнул к деревянной стене дома и, прижавшись к ней всем телом, как ящерица, без видимого усилия вскарабкался на крышу, цепляясь за выступы брёвен. В ночной тьме он был неразличим — просто колыхнувшаяся густая тень на доме.
Распластавшись на черепичной кровле, он видел, как внизу неторопливо прошли десять мужчин, вооружённых копьями и мечами. На металлических шлемах и наконечниках копий подрагивали отблески факелов. Трещотка смолкла, прервалась песня.
— Эге, братцы! Да тут, похоже, была поножовщина. Клянусь пресвятой Девой! Покойники кругом валяются, — гаркнул грубый голос.
— Посвети-ка маленько, — прозвучал второй голос. — Должно быть, какая-нибудь шайка не поделила добычу.
— Чего не поделили? Гляньте на этого, у него кошелёк при себе! — воскликнул третий.
Ван Хелю уже не было видно людей, они скрылись за поворотом, но их голоса и шаги по лужам и грязи ясно доносились до его слуха.
— Не удалось им поживиться. Славно же кто-то разделался с ними.
— Не повезло мерзавцам…
— Утром надо прислать за ними повозку, — заключил старший. — Запомните, куда ехать. Квартал хлебопёков…
Ван Хель отполз немного по кровле в сторону, но из-за плохо державшейся черепицы, грозившей осыпаться при неосторожном движении, решил дождаться, пока ночной дозор отойдёт подальше. С крыши дома ему были видны далёкие мерцающие точки факелов на городских стенах. Снова по стенам прокатилась шумная волна трещоток и колотушек со стен — часовые оповещали друг друга об истечении очередных тридцати минут ночного дежурства.
Выждав ещё немного после того, как дозор удалился, Ван Хель бесшумно спустился на дорогу и продолжил свой путь. Через несколько минут он добрался до квартала ткачей и остановился перед трёхэтажным домом, над входом в который был нарисован громадный белый лебедь с причудливо изогнутой длинной шеей, а всё остальное пространство стены было покрыто изображениями женщин, занимающихся пряжей и вышиванием. Фасады очень многих домов в городе были так или иначе разрисованы, указывая на характер деятельности домовладельца и его семьи.