Айк очевидно задумался насчет второго пива, но — как подсказал мне мой дар дедукции — вспомнил про Мэйми и передумал.
— И все это было смешно, пока здешние огненные националисты во главе все с тем же господином Кесоном не решили всерьез взяться за независимость. А президентом тогда был еще Хувер…
«Ху-увер», — прозвучал у меня в голове ленивый бас Магды.
— И что бы вы думали, Амалия, Хувер, будучи человеком простым, особо не утруждал себя сложными аргументами. Он спокойно заветировал тот, первый акт о независимости, потому что иначе, без Америки, местные жители не смогут защитить себя от чего? От «демографического давления» соседних азиатских народов. Все, кто хоть что-то понимал в восточных делах, поморщились — но что вы хотите, это же Хувер. Вот так.
Я мрачно оглянулась на оживлявшуюся после дневного оцепенения залу.
— Айк, как вы знаете, у меня была некоторая возможность ознакомиться с этим самым сверхсекретным планом «Орандж»…
— Куда же от вас скроешься.
— И там, конечно, нет никаких японцев.
— А только воображаемый противник. Если серьезно, то таковым могли бы быть и китайцы, вот только на них напали японцы, отхватили Маньчжурию и непонятно что будет дальше…
— Да-да. И, не вдаваясь в детали, при неудаче попытки отразить на пляжах вторжение того самого противника ваша американская армия здесь отступает на укрепленные позиции на полуострове Батаан, к северу от Манилы?
— Если вам интересно, то наш генерал, когда служил здесь не помню в первый или второй раз, прошел весь Батаан пешком, с его горами и лесами, уточняя карту местности. Он знает, как там обороняться.
— А если противник…
— Зверообразные и несчетные полчища такового…
— Выбивает вас с Батаана, то обороняющиеся перемещаются на остров Коррехидор, который виден отсюда, и в его высеченных в скале еще испанцами туннелях сидят и ждут, когда из Перл-Харбора подойдут линкоры.
— Да, в общем, так. Не считая того, что при испанцах артиллерия была другой, она тогда не могла добить с берега до Коррехидора. А сейчас может. Но о чем вы говорите, Амалия. У нас же есть план. Создания полумиллионной армии.
— Не оставляйте усилий, Айк.
— Вам телеграмма, госпожа де Соза, международная.
Вот оно, и как же это я чувствую — вижу — слова через сероватую бумагу, скрывающую текст от посторонних глаз?
Телеграмма из Лондона, без подписи. Конечно, без подписи. Но это оно, чего я ждала: история закончена, жди, мы скоро приедем.
Почему из Лондона? Хотя для отвода глаз все пригодится. «Мы»? У них — то есть Элистера и… конечно, Эшендена… была какая-то общая история?
— Мы хотели с вами посоветоваться, — траурным голосом сказал мне портье, возвышаясь надо мной на целую голову. — Ведь из постояльцев отеля вы единственная подданная империи. Как насчет музыки?
Смотрю на него в недоумении. Я должна сочинять музыку?
И тут Джим, вечный Джим, прошел мимо меня на пару с другим белым и шитым золотом мальчиком, в ногу, с трудом таща куда-то портрет в золотой раме. И — со сползающей с этой рамы черной лентой.
Мощный… да ладно уж, просто толстый и грозный старик с бородкой клинышком, с саблей на боку и множеством внушительных орденов. Джордж. Джордж Пятый. У меня умер король?
Ну да, это же мой король. Я была еще девочкой — а он уже стоял где-то там, на недосягаемых вершинах, иногда выезжал в зеленые парки Лондона в экипаже, запряженном лошадьми. Потом, в последние годы, болел и выздоравливал, болел и выздоравливал. Но он был всегда.
— Знаете что, может быть, не надо слишком веселой музыки, — сказала я портье задумчиво. — Свинг, допустим, не подойдет. Но не хочется превращать наш… Да, наш отель в кладбище. Пусть девочки играют на своих скрипках.
Боже ты мой, умер король. Уходит мой мир.
Никаких больше неожиданностей? Дело раскрыто? Да ничего подобного. Просто перечислим все вопросы, ответ на которые вроде бы ясен, но исключительно в виде предположения.
Кто подверг фотостатированию секретные бумаги генерала Макартура? Уже ясно. Да-да, ясно. А вот зачем… Ну да, сейчас я буду часа два просматривать все документы, любезно предоставленные замученным Айком. И ни секунды не сомневаюсь, чье имя там увижу. Вопрос лишь, а какому конечному заказчику было нужно так уж внимательно изучать план обороны Филиппин (известный всем здешним газетам), спецификации на довольно, в общем, обычные торпедные катера? Да даже и знаменитый «план Орандж», который все равно спишут в архив в момент, когда эта страна получит через десять лет свою армию, — кого он интересует, если в его последнем варианте, как я теперь понимаю, изменились только частности?
Это первый вопрос. А вот второй: адмирал Идэ. С которым тоже почти все ясно, осталось только прочитать некоторые бумаги из предоставленных Айком. Но неясно, кого и почему он боится, от кого скрывается. И не совсем ясно, какое отношение история с престарелым советником императора имеет к японским пометкам на бумагах генерала Макартура.
Да, а тут еще Фукумото. Чьи бумаги неопровержимо доказывают: если в Японии и возникают какие-то новые идеи насчет ценности будущей страны по имени Филиппины, то идеи исключительно коммерческого характера. И еще эти бумаги говорят, что какая-то группа политиков или чиновников устала от того, что эти самые Филиппины на самом деле никого в Токио не интересуют. А болтовня насчет «демографического давления» — это для дураков или политиканов.
Ну и как с этим согласуются мои пункт первый и пункт второй?
А еще не забудем ту самую встречу двух моих героев в плохом отеле «Пальма-де-Майорка». Поклоны (со стороны Фукумото — очень даже низкие), короткий и дружественный разговор. Да, они знают друг друга. И если советник императора знает якобы профессора Фукумото… Да, но после этого разговора в профессора полетели револьверные пули человека, которого — честно говоря — я себе очень плохо представляла. Хотя надеялась вскоре увидеть. Лучше — мысленно. Потому что это очень, очень неприятный человек.
А что за преступление — увидеть адмирала Идэ? Вывод может быть такой: оба, Идэ и Фукумото, делают что-то такое, что другие люди хотят срочно остановить. И если учесть, что прячется — до сих пор ведь прячется! — адмирал, да и профессор явно не ожидал подобного хода событий и тоже спрятался, кстати, съехав из отеля… То что мы тогда получаем? Непонятно.
И уж совсем вроде бы посторонняя история — наша с Вертом. История двух забытых шпионов, совершенно очевидно отправленных заниматься какими-то японскими делами в этот странный город, и не то чтобы брошенных тут — но в любом случае оставленных без связи на целых три месяца. До вчерашней телеграммы. А это что означает? Как минимум — что отправлять нам какие-либо сообщения и получать ответные для кого-то казалось опасным. В том числе, видимо, опасным для нас двоих. А может, и нет.