– Деньги всем нужны!.. Адрес будет в протоколе! – с материнской нежностью произнес старшина.
Евгеша Мошкин, Петруччо Чимоданов и Ната Вихрова сидели в каминном зале на Большой Дмитровке, 13 и ждали возвращения Дафны и Мефодия, отлучившихся к таксидермисту за свежими кожами для деловых корреспонденций.
Им было скучно, и от нечего делать Ната стала спрашивать у Мошкина и Чимоданова, влюблялись ли они когда-нибудь.
– Любовь? Для меня это неактуально! Я еще ничего реального не достиг. Подчеркиваю! У меня на это просто времени нет, – фыркнул Петруччо.
– Сейчас доподчеркиваешься! – хмыкнула Ната и грозно шевельнула бровью.
– НО! Не очень-то я и боюсь… Если твоя магия и подействует на меня, то ненадолго! – заявил Чимоданов.
– Почему это?
– Я родился с тобой в один день. У меня изначальный иммунитет к твоей магии. Мне это Улита сказала… Рано или поздно я излечусь и отомщу. Подошлю к тебе целую кучу пластилиновых человечков-убийц! Их будут тысячи! Они полезут из всех щелей, из сточных труб, и у каждого будет в руке отравленная булавка!
Ната поежилась.
– Хватит с меня одного твоего Зудуки! Вечно он спрячется в какой-нибудь угол и пакостит! Недавно напустил мне полный карман зубной пасты! – примирительно буркнула она.
Поняв, что выиграл этот раунд и магия Наты ему не грозит, Чимоданов довольно ухмыльнулся.
– Я вот что думаю. Чем умнее и сложнее существо, тем больше времени проходит с момента, когда оно рождается, до момента, когда влюбляется. Ну, например, хомяк. Ему всего три месяца от роду, а он уже отец. В шесть месяцев – дедушка… А слон только через пятьдесят лет семью заведет.
– Ты у нас что, слон? Спасибо, что признался, – сострадательно заметила Ната.
– То же самое и с людьми, – не слушая ее, продолжал Петруччо. – Иные уже в тринадцать лет остановились в развитии, ну вроде тебя, Вихрова. И что им делать дальше? Учиться неохота. В гроб ложиться вроде рано. Работать еще успеется. Вот и остается только, что влюбляться. Те же, что поумнее, вначале выучатся, в жизни устроятся, а потом уже лет в тридцать – тридцать пять влюбляются. Сам не знаю почему, но всегда так бывает.
Ната посмотрела на Чимоданова сквозь дырочку в кулаке.
– Я тебе вот что предлагаю, – промурлыкала она ехидно. – Когда ты там собрался влюбиться? В тридцать пять? Зачем так рано? Вдруг подучиться не успеешь? Влюбись в семьдесят! А пока возьми мамочку под ручку и устанавливай с ней светофоры…
Чимоданов не нашелся, что ответить, а Ната уже обратилась к Мошкину:
– А ты, Женька? Был когда-нибудь влюблен?
Евгеша пошевелил губами и нерешительно взглянул на нее. Ответ его прозвучал странно.
– А во сне считается? – спросил он.
Челюсть у Наты упала, как рейтинг у политика, случайно съевшего перед камерой живого котенка.
– Как это? Тебе кто-то приснился? Или ты был влюблен во сне?
– Почему был? Я и сейчас влюблен, – серьезно ответил Мошкин и больше, несмотря на все уговоры Наты, ни на какие вопросы не отвечал.
Любопытство Вихровой так и не было утолено. Ей ничего не оставалось, кроме как, прогуливаясь по залу, осматриваться, вертя в руках случайные безделушки и черномагические охранные талисманы.
Зал, недавно устроенный стараниями Арея и помогавшей ему Улиты в буквальном смысле из ничего, находился на втором этаже как раз между комнатами учеников. Четыре двери смотрели попарно одна на другую.
– Вам тут будет неплохо, мои птенчики! В приемной внизу вечно толпится всякая дрянь. Сюда же ни один суккуб не сунется, я уж не говорю о комиссионерах! – сказала Улита.
– Защитные руны? – спросил Мошкин, успевший нахвататься поверхностных знаний.
– Не-а. У нее вон спросите! – сказала Улита и как-то непонятно, не то одобрительно, не то, напротив, с вызовом посмотрела на Дафну.
Та скромно улыбнулась.
– Всего лишь веточка эдемского бука… Завалялась у меня в рюкзаке случайно, а я сунула ее под порог. Духи мрака не выносят наших растений.
– А Арей? Он разрешил? – недоверчиво спросила Ната.
– В маленькой ветке недостаточно сил, чтобы особенно его обеспокоить.
– Так он знает или не знает?
– Не то чтобы знает, и одновременно не то чтобы не знает… Скажем, так: закрывает глаза на мелочи, потому что внизу его кабинет, а Тухломон его достал… – произнесла Улита с улыбкой.
Упомянутый разговор происходил накануне вечером, утром же Арей и Улита спешно вылетели в Тартар на какое-то торжество, связанное с горбуном Лигулом. Мефодий особенно не вникал в его суть. Арей сказал, что объяснит все позднее.
Вскоре и Мефодий с Даф ушли. Как уже было сказано, к таксидермисту.
* * *
– У меня ведь была не одна кроссовка, нет? Ну сегодня утром? – вдруг спросил Мошкин.
Он уже минуты три сидел с несчастным лицом, набираясь мужества для этого простого вопроса.
– Не одна, – заверила его Ната.
– Ты точно уверена? На все сто?
– На двести с хвостиком.
– Тогда у меня пропала вторая! Никто не видел куда? – пожаловался Мошкин.
– Сам следи за своими калошами, дорогуша! Я тебе не восемнадцатая жена султана, ответственная за обувь, – заметила Ната.
– Я и следил… Разулся всего на минуту, а потом… – Евгеша, виновато и ласково улыбаясь, продемонстрировал ногу в белом носке.
– Обожаю смотреть на чужие носки! А если меня стошнит? – поинтересовалась Ната.
Чимоданов хмыкнул. Не далее как позавчера утром он имел возможность наблюдать, как Ната училась гадать по крысиным внутренностям. Однако гадание не заладилось с самого начала, причем, по утверждению Улиты, потому, что Ната, потроша дохлую крысу, жевала резинку.
– Это неуважение. Магия такого не любит, – заметила Улита.
– Подумаешь… Плевать… – сказала Ната.