– Смерть на работе! Как это трогает мозолистые сердца начальства! Теперь вы понимаете, что я имел в виду, говоря, что оператор вынужден был прервать съемку? Ах-ах! Это был мой лучший упырь. Отважный и совершенно безбашенный сотрудник. Безбашенный, увы, уже в буквальном смысле слова. К счастью, все, что было отснято, немедленно передавалось по телепатическим каналам в наш центр… А теперь, друзья мои, если вам интересно, Веня сообщит, чем закончился высший совет стражей мрака и что он решил. Первое: горбун Лигул теперь не только глава Канцелярии, но и временно исполняющий обязанности повелителя мрака. До сих пор эту должность номинально занимал Кводнон, который ныне окончательно выбыл из игры.
– Откуда он все это знает? – поинтересовался Мефодий.
– Кто-нибудь из комиссионеров, небось, прельстился. Маги неплохо платят за интересующие их сведения, – равнодушно сказала Улита.
– Чем платят? Деньгами? – спросил Чимоданов.
– При чем тут деньги? – ответила Улита с глубочайшим презрением.
Веня Вий на экране растиражированно-заученным жестом смахнул с манишки приставшую землю.
– Продолжаю! Скорость оподления Мефодия Буслаева признана мраком недостаточной. Наличие у него собственного – непроданного и незаложенного эйдоса – признано возмутительным. Решено назначить ему до совершеннолетия нового опекуна. Подозреваю, что им станет либо сам Лигул, либо кто-то, кого он назначит на эту должность. Старый опекун, мечник Арей, осужден и отправлен в ссылку в Нижний Тартар. На требование отдать меч Арей ответил отказом. В результате при его аресте освободился ряд вакансий в некоторых отделах мрака.
– Арей схвачен? – спросил Мефодий, не веря.
– Он зарубил трех стражей, но потом его все равно обезоружили! Видел бы ты, как он уходил! Лев, окруженный шавками! А они все прыгали и кричали: смерть ему! – всхлипывая, ответила Улита.
– Да, ловко все устроено! Лигул воспользовался гибелью Кводнона и присвоил власть до совершеннолетия Мефодия. Причем Мефодия Лигул будет воспитывать сам, или тот, кого он пошлет! – оценил Чимоданов, успевший вникнуть в основной расклад сил.
– Но почему Арея не казнили? – спросила Дафна. Ей были известны нравы темных стражей, очень далекие от сентиментальности.
– Лигул не посмел. Подозреваю, он слегка боится. Не сейчас, а на будущее, на всякий случай. Мало ли как все обернется! По этой же причине он сохранил мне жизнь и даже позволил покинуть Тартар. Вот уж чего не ожидала! – сказала Улита с презрением.
– Кого боится? – уточнила Даф.
Ведьма не ответила, лишь быстро скосила глаза на Мефодия. Дафна вздохнула. И угораздило же ее полюбить человека, которого боится даже начальник Канцелярии мрака! И не только полюбить, но связать с ним свои крылья и свою вечность.
Сильные удары сотрясли дверь приемной.
– Кто еще там? Мы никого не ждем! – сказала Ната с беспокойством.
Удары не стихали. Они не становились яростнее, а словно пакостнее. Так стучит тот, кто отлично знает, что его слышат и рано или поздно откроют. Это был стук хозяина положения.
– Впускать будем? – поинтересовалась Даф.
Улита медленно покачала головой.
– Нет.
– Почему?
– Если это лопухоид – его остановит руна. Если же нет – войдет и сам… – ведьма не договорила и махнула рукой.
Послышался звук открывшейся двери. Похоже, тому, кто стучал, надоело ждать у моря погоды.
– Нет, не лопухоид… – тихо сказала Даф, наблюдая, как спина Депресняка приобретает сходство с вопросительным знаком, а короткий кожистый нос прорезают три глубокие складки.
Улита молчала. Все, включая Депресняка и Зудуку, внимательно слушали, как внизу в приемной кто-то ходит шаркающей и разболтанной походкой. Вот он отодвигает стул, вот открывает дверь в кабинет Арея и походя заглядывает в него. Вот шаги приближаются к внутренней лестнице. Заскрипели расшатанные дубовые перила. Послышался булькающий кашель. Казалось, снизу по лестнице ползет что-то мерзкое, отвратное.
Первым, к удивлению Мефодия, сдали нервы не у Евгеши Мошкина, а у Чимоданова.
– Ты можешь начертить руну невидимости? Сделай что-нибудь! – шепнул он Дафне.
– Бесполезно. Он уже понял, что мы здесь, – заметила Даф.
– Кто же это?
– Подозреваю, что новый опекун нашего Мефочки! Легок на помине! – скрестив на груди руки, мрачно сказала Улита.
Ирка сидела на скамейке в том месте за Цветным, где московские бульвары круто забирают наверх, и думала, как ей распорядиться своим бессмертием. Скамейка была самая неудобная. Все доски, кроме двух, отсутствовали у нее напрочь, и Ирка все время проваливалась в дыру, стоило ей, забывшись, чуть откинуться назад.
Конечно, можно было пересесть, но на всех соседних скамейках уже сидели компании, и, таким образом, приходилось либо оставаться на увечной скамейке, либо пожертвовать одиночеством. Из этих двух зол Ирка выбрала то, что представлялось ей, как сугубой индивидуалистке, меньшим.
И хотя перед ней лежала восхитительная, новенькая, едва ли не в упаковочной бумаге, вечность, мысли Ирки были самые печальные. Она думала о Мефодии, который любит другую, о Бабане, и о том, что сказал ей вчера вечером Антигон.
– Силы валькирий огромны, не будь я мерзкий монстр! – заявил он, самодовольно разглядывая свое отражение в луже. – Валькирии могут сделать все для других, но ничегошеньки для себя. Однажды применив свои способности в собственных интересах, валькирия лишится их…
– Всего однажды? – помнится, с ужасом переспросила Ирка.
– Да, кошмарная валькирия, так и есть. Ты не расчешешь мои ужасные бакенбарды? Это так омерзительно, что я всегда с нетерпением жду этой минуты! – попросил Антигон.
«Я могу все для других и ничего для себя. Что смогло бы лучше обуздать всемогущество? Правда, у меня есть живые ноги, полеты и возможность ночью пробежаться по лесу белой волчицей. В сущности, это уже немало», – размышляла Ирка.