Несмотря на то что Самсонова сняла каску с фонарем, она все равно видела улыбающихся парней. Она облизнула губы. Во рту пересохло, так что это действие ничего общего с соблазнением не имело. Ее начало трясти не то от холода, не то от напряжения.
– Снимай, – приказал Тимур.
Наташа расстегнула бюстгальтер и сбросила его на пыльный пол. Она тут же прикрыла руками грудь. Соски набухли, скорее всего, от холода, потому что происходящее ее не возбуждало. В ней было столько алкоголя, что ее мало волновало, что ее торчащие соски увидит кто-то еще кроме Тимура. Она опустила руки, груди сексуально колыхнулись. Наташа зажмурилась.
– Трусы! – приказал ее любимый.
Наташа начала стягивать тоненькую полоску, едва прикрывающую лобок.
– Ты что делаешь?!
Она не совсем поняла, что происходит. Голос принадлежал ее брату.
– Ты что устраиваешь?!
Наташа открыла глаза. Перед ней стоял Сережка.
– Застегнись! – Он схватил ее за полы рубашки и соединил их. – Застегнись! Что ты устроила здесь?!
Наташа осмотрела себя. Слава богу, в трусах. Она успела расстегнуть только рубаху. Самсонова покраснела и быстро застегнула ее.
– Что на тебя нашло?! Ты вела себя как шлюха!
«Это ты не видел меня на вечеринке у Тимура, – подумала Наташа. – Вот там твоя сестра была точно шлюхой».
* * *
– Стой! – крикнул Мишка и нагнулся, упершись руками в колени. Дыхание сбилось, в боку уже не кололо, там резало, будто невидимый хирург оперировал его наживую.
Соня остановилась и посмотрела на друга.
– Ну, ты чего? Нам надо как можно быстрее добраться до выхода и вызвать помощь.
– Какую помощь?! – не удержался Болдин. – Ты хоть понимаешь, что пока мы доберемся до людей, их здесь всех убьют!
– Ну и что ты предлагаешь?
– Надо вернуться…
– И забить их касками? – язвительно спросила Соня.
Мишка осмотрел себя. Нож, купленный на ярмарке, висел в ножнах на поясе, а вот рюкзаки они бросили там, в зале. В его рюкзаке был травмат «стечкин». Огромная дура. Именно поэтому он и не носил его в кобуре. Если честно, то он вообще думал, что пистолет ему не понадобится. Кто знал, что деревенские так психанут?
«Черт! Придурок! Ты же видел то, что не должен был. Вот они и решили закатать вас всех в банки. У них здесь прямо фабрика по производству тушенки из человека».
– Надо вернуться, – сказал Мишка и достал нож.
– Ну конечно, нож – это круто против десятка сумасшедших с вилами. Это прямо водородная бомба против злобного пука беззубого старика.
– В любом случае это лучше, чем ничего.
Они оба замолчали. Несмотря на то что Мишка так рвался вернуться, он не сделал ни шагу. Все его нутро протестовало возвращению, глупому желанию угодить на вилы. Ведь вполне может статься, что там уже никого в живых и нет.
– Надо идти. – Миша потоптался на месте.
– Пошли?
Соня видела, как Болдин нервничает, и от этого ей стало совсем жутко. Она не хотела возвращаться туда. Не из-за людей с топорами, а из-за Антонины Петровны. Сухорукова знала, что старуха там. Она ждет возвращения своей воспитанницы, и, если она захочет ее раздеть перед друзьями, это будет просто подарком от ведьмы.
– Либо мы возвращаемся, либо ищем выход, – твердо спросила Соня.
– Возвращаемся, – тихо сказал Мишка. – Мы же им нужны.
«Скорее они нам», – подумала Соня.
Миша переложил нож в левую руку, вытер взмокшую ладонь о джинсы и снова взял нож правой.
– Пойдем, – сказал он и пошел назад.
* * *
Славка только сейчас смог вырвать руку из ладони Олеси. Такая хватка могла быть только у мужика или испуганной женщины. Нет. У двух испуганных женщин. На самом деле Прудников боялся себе признаться, что здорово струхнул и лишь поэтому позволил протащить себя по этой угольной кишке.
– Подожди, – выдохнул Слава. – Мы неправильно поступаем.
– Да ну брось ты! Мы бежим за помощью…
– Да, наверное. Можно и так сказать. И сейчас, и потом, когда трупы ребят будут поднимать наверх, мы будем говорить, мол, помогли чем смогли.
– Ну, зачем ты так? Чем бы мы им еще помогли?
– Может, попробовали дать отпор этой банде?! – ехидно спросил Вячеслав.
Она не ответила. Прудников трижды выругал себя за подобное поведение.
«Хрена ты разошелся? Мужчина еще называешься. Будто она тебя насильно утащила. – Слава вспомнил стальную хватку девушки. – Или ты был без сознания, а она унесла тебя на руках? То-то же, болван».
– Извини, – проговорил он. – Олеся, извини.
Но девушка отвернулась от него и подняла руку.
– Олеся?
– Да тихо ты!
Она что-то услышала. Славик прислушался, и ему показалось, что он тоже что-то слышит. Будто кто-то крался к ним. Слабое такое шуршание. Словно крадущийся не шел, а полз на брюхе. Вячеславу почему-то вспомнились слепые твари из фильма «Дрожь земли». Уж лучше сумасшедшие с лопатами, чем гигантский червяк. С людьми хоть договориться можно.
«Кто старший?» – вспомнил Прудников, как ему тогда казалось, глупый вопрос Евгения. Но теперь он понимал, что в действительности лучше выявить из разъяренной толпы главного, того, кого остальные послушаются беспрекословно, и договориться с ним. Но если перед тобой безмозглые подземные черви, то хоть ищи короля всех червей, тебя непременно сожрут только за один этот вопрос: кто старший? Олеся резко повернулась к нему.
«Неужели я сказал это вслух?»
Подтверждением была женщина, появившаяся в свете его фонаря.
– Я немного старше тебя, мелюзга.
Славка узнал ее по одежде. Розовая футболка с надписью I love NY в то время была только у нее. Вареные джинсы с ремнем с железной бляшкой Montano были тоже на ней в тот проклятый день.
– Но ведь возраст нам не помеха?
Она изменилась. Очень изменилась. Самая красивая девушка во дворе теперь была старой развалиной, а ведь ей… Слава мысленно вычислил, сколько его первой любви лет. Ей должно было быть сейчас лет тридцать пять максимум.
– Да и женилка, я думаю, у тебя подросла с тех пор, а?
Прудников отступал. Олеся куда-то делась, но сейчас ему было не до нее. Света… Он вспомнил, как ее зовут! Света как-то очень быстро оказалась рядом. Он даже почувствовал ее зловонное дыхание. Запах табака и алкоголя вперемешку с запахом гнилых зубов – тот еще аромат для девушки, пытающейся соблазнить парня.
– Ну и как твоя женилка?
Света подошла ближе. Ее груди уперлись Славке в живот. Да она маленькая, чуть больше полутора метров! Это не могло не радовать. В детстве он ее боялся из-за того, что она казалась большой и взрослой. К черту! Теперь он сам большой и взрослый.